Автор: Ева Шварц
Жанр: романс
Персонажи: Рокэ Алва/Ричард Окделл
Рейтинг: G

Ричард проснулся — словно выплыл из тяжелой маслянистой воды на поверхность, но веки не размыкались, и не было сил пошевелить даже пальцем. Руки были тяжелыми и неподъемными, словно напитанные водой бревна, воздух врывался в легкие с хрипом и бульканьем, и где-то на темечке медленно разгоралось противное бледное солнце, посылало короткие яркие вспышки в глаза. Тело пошевелилось само, тело пыталось перевернуться, облегчить отлежанную спину, но сил не было, и Дикон со стоном обрушился обратно на влажные простыни, в черную плотную воду, в темноту, на дно...

Что-то прохладное коснулось лба, запахло резко и кисло; захолонули сгибы локтей, стопы, кисти рук. Непрошенное видение ворвалось в затуманенный разум; светлый морозный день, чистый белесый свет из окна, саднящее горло, сухая ладонь няньки на лбу.

«Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?.. Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь издрогнув, малютка приник; обняв, его держит и греет старик...»

Ричард разлепил сухие губы; соленый привкус крови наполнил рот, но вместо слов вырвался только мучительный стон, да Ричард уже и сам не знал, что хочет сказать. Видение тошнотворно накатывало и отступало, нарастал, загорался во всем теле болезненный жар.

«— Дитя, что ко мне ты так робко прильнул? — Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: он в темной короне, с густой бородой. — О нет, то белеет туман над водой...»

Далекие резонирующие под потолком голоса разбили цепенящий речитатив; лоб снова накрыло прохладным, нежным, и Ричард из последних сил потянулся, накрывая чужую ладонь рукой. Пальцы, отвечая на настойчивое движение, скользнули вниз, к щеке, а затем исчезли, и снова нахлынул белесый противный свет.

«— Дитя, оглянися; младенец, ко мне; веселого много в моей стороне: цветы бирюзовы, жемчужны струи; из золота слиты чертоги мои...»

Надтреснутый голос няньки плывет, то удаляясь, то приближаясь; оглушительно шелестят, переворачиваясь, страницы. Ричард тянется, хочет выдернуть страшную книгу из рук, но тело не слушается, тело немеет, тело молчит...

«— Родимый, лесной царь со мной говорит: он золото, перлы и радость сулит. — О нет, мой младенец, ослышался ты: то ветер, проснувшись, колыхнул листы...»

Кто-то приподнимает Ричарду голову, тыкается в губы шершавый фарфор, и Дик жадно пьет. Потом питье исчезает, но рука все еще держит под спину, и от этого почему-то становится легче и одновременно — страшнее, как будто Дикон снова маленький, как будто, если рука исчезнет, исчезнет и мир. Ричард всхлипывает и бессильно утыкается лицом в чью-то грудь, стискивает на плечах руки. Сквозь заново наплывающий безумный звон он чувствует, как кто-то мягко гладит его по спине.

«— Ко мне, мой младенец; в дубраве моей узнаешь прекрасных моих дочерей: при месяце будут играть и летать, играя, летая, тебя усыплять...»

Сон накатывает тяжелыми волнами; Ричард чувствует, как его снова укладывают на подушки, и слепо шарит рукой, а потом будто издалека слышит собственный хриплый, проваливающийся в невидимые ямы голос:

— Не уходите... Мон... сеньор...

Слова бессмысленны, слова шершавы и серы, они раздирают горло, как маленькие изъеденные волнами камни. Зима за окнами сыплет снег, он холодно и кисло тает на языке.

«— Родимый, лесной царь созвал дочерей: мне, вижу, кивают из темных ветвей. — О нет, все спокойно в ночной глубине: то ветлы седые стоят в стороне...»

Картинка сворачивается, рассыпается, словно в сломанном калейдоскопе. Холодные стеклышки, белые, красные, синие; холодные, ледяные. Жар сползает с тела, как рассыпающаяся на глазах ткань; накатывает прохладная, мягкая, пахнущая кэналлийскими благовониями темнота.

***

Рокэ осторожно поправил прядь, упавшую Дикону на лоб. Лицо юноши осунулось, побледнело, но теперь на нем хотя бы не плясал лихорадочный огонь, а дыхание стало ровнее, и чудовищные хрипы поутихли. Алва чему-то улыбнулся — чему-то, ведомому только ему одному, и хотел было встать, но прозрачные пальцы Ричарда зашарили по простыне, а по покрытому испариной лбу пролегла тоненькая страдальческая складка.

— Эр... Ро... кэ... — не просыпаясь, выдохнул юноша, и Алва на секунду прикрыл ладонями глаза; а затем опустился обратно на край кровати и накрыл горячую узкую ладонь своей.

Лицо Ричарда стало спокойным. Он глубоко вздохнул, и прежде чем Рокэ снова успел встать, перевернулся набок, подтягивая колени к животу, всем своим телом обвивая сидящего маршала — словно змейка или маленькая ящерка. Уже куда более прохладный лоб уткнулся Ворону в колени. Рокэ посмотрел на Дика долгим взглядом; а потом положил на чужую влажную макушку ладонь.

Ричард, не просыпаясь, счастливо улыбнулся и тихо, но вполне отчетливо пробормотал:

«Дитя... я пленился... твоей красотой... неволей иль волей... а будешь ты...»*

Губы Первого маршала дрогнули.

---
*Гёте, «Лесной царь», пер. В. Жуковского, 1818 г.

@темы: Ева Шварц, джен

Авторы: Даэдель (Alkar)
Жанр: стеб
Персонажи: Рокэ Алва, Ричард Окделл, Леворукий
Рейтинг: PG

...Тихо этой ночью в фамильном особняке Алва. Слуги давно спят, собак в этом доме не держат, а крысы и мыши сами тут не приживаются. Хозяин, для разнообразия, тоже спит - не шуршит страницами древних манускриптов в библиотеке, не перебирает гитарные струны. Двери в этом доме открываются бесшумно, точно так же не производят никакого звука мягко ступающие по толстому ковру кошачьи лапы. Рыжий зверь с зелеными глазищами тенью шествует по освещенным лишь луной коридорам. "Так...а это что еще за диво? Неужто хозяин дома завел себе оруженосца? Вот бы никогда не подумал. Стоит на несколько дней отлучиться - и на тебе..."

Рыжий хвост нервно дернулся из стороны в сторону. Зверь уселся около приоткрытой двери, сквозь щель наблюдая за молодым человеком, ходящим из угла в угол по небольшой спальне.

Десять шагов, поворот, десять шагов...

"И чего ему не спится? Из ног глухоту выбивает. Кого-то он мне напоминает, кстати...есть в нем что-то...Ну точно...Повелитель Скал!"

Кот недовольно фыркнул, не одобряя выбор Первого Маршала, а затем развернулся и исчез в стене...

"Ну что уж теперь, - поглядим, как это создание станет вести себя и насколько оно обладает сходством со своим святым предком..." - думал кот, устроившись на кухонном подоконнике в пятне лунного света. - "В самом худшем случае терпеть его в этом доме придется всего-то три года, а это ничто по сравнению с вечностью..."

Как и полагается воспитанным кошкам и призракам, рыжий обычно оставался незаметным. В кошачьем обличье он вполне довольствовался миской молока, которую по какому-то кэналлийскому обычаю всегда оставляли на ночь в кухне слуги. А в часовню, где он обитал в дневное время, давно уже никто не совался.

Однако философские рассуждения кота оставили быстро: нахальный оруженосец по возможности совал свой нос всюду. Даже в спальню Алвы - разумеется, в отсутствие герцога дома, а Хуана - поблизости. Стоит ли упоминать, что в дневные часы (а иногда и ночью) спальню кот считал своей по праву... ну, хотя бы первого прижившегося в этом доме?..

Поначалу кот стоически терпел наглого мальчишку, надеясь, что тот хоть как-то постарается приспособиться к порядкам в доме. Но довольно скоро ему пришлось начать обдумывать варианты своего вмешательства в ситуацию. Вариантов нарисовывалось два: шокировать герцога своим явлением в не - кошачьем облике с целью обсуждения дальнейшего со - существования, или же поговорить по душам... хм.. вернее сказать, по когтям… с юным нахалом. А, возможно, придется привлечь к беседе и хозяина дома.

И вот однажды ночью, когда из комнаты на верхнем этаже сладко пахло кэналлийским вином и слышался перезвон гитарных струн, а также голоса обоих кандидатов на важный разговор, прямо из стены перед их уже несколько расфокусированными взорами появился рыжий котяра. Воззрившись на них с ехидным прищуром, по кошачьему обыкновению он принялся имитировать умывание лапой, дожидаясь реакции.

Рокэ прекратил перебирать струны и уставился на нахала.

- Юноша? Вы не замечаете в комнате ничего странного?

Дик, в этот момент блаженно устроившийся в кресле в нелегком подпитии (это в семействе Алва веками вырабатывалась устойчивость к большим возлияниям!), ошарашенно завертел головой

- Посмотрите вниз, - Ворон нетерпеливо одернул оруженосца, - там есть кот?.

- Кот? Откуда тут взяться ко.. - Окделл удивленно уставился на рыжего.

- Мне бы тоже хотелось это знать, - Первый Маршал отпил из бокала. - Ваше слово, уважаемый!

Кот твердо решил попытаться достичь взаимопонимания поначалу без смены облика - то есть кошачьими средствами. Поэтому вместо слова воспоследовало шипение в сторону мальчишки, сопровождаемое взглядом искоса на хозяина дома. Мол, не нравится мне твой новый любимец...

Первый Маршал расхохотался

- Нет, ко мне, конечно, приходили в свое время полосатые ызарги... Но чтобы коты, настроенные против людей Чести! Ох! Это уже слишком! Кардинал Сильвестр! Это случайно не вы сменили облик???

В ответ кот решительно помотал головой, что долженствовало означать, что упомянутым духовным лицом он вовсе не являлся.

Затем он решительно запрыгнул на стол, понюхал бокал с вином, который Дик в замешательстве поставил, и принялся лакать.

- Юноша, в наше время даже коты понимают толк в вине! - изрек Ворон.

Кот покосился на человека и зашипел. Спрыгнул со стола, обошел оруженосца, презрительно поводя носом, потерся о ногу кэнналийца и исчез в стене. Свои предпочтения он высказал.

В следующий раз Дик встретился со странным обитателем дома, войдя как-то поздним вечером в свою спальню и обнаружив на подушке темный комок с горящими зелеными глазищами. Он невольно попятился, вспомнив лаикскую крысу и представляя, что помимо зубов вот эта тварь может пустить в ход еще и когти…

Кот зашипел, и не думая освобождать место, которое почему-то вознамерился присвоить.

Изгонять приспешника, несомненно, Леворукого, Дикон не решился. Как и на поход к своему эру - жаловаться на какого-то кота! Людям Чести это не пристало...

Потоптавшись у входа, Повелитель Скал поплелся в библиотеку, где кое-как пристроился в кресле.

Странное поведение для кота? Конечно.

Только кот был непростой...Вернее- не просто кот. В облике рыжего нахала в доме герцога Алва поселился ни кто иной, как Одинокий.

В шкуре животного он пребывал не всегда - и свой человеческий облик Страж Заката все же ценил. Призрачный же кот охранял дом от всякой нечисти в основном в то время, когда человек охранял рубеж.

Зато когда была отбита очередная атака и Стража отпускали в отпуск...

Ричарду Окделлу не повезло - очередной "отпуск" Стража Заката как раз совпал с его пребыванием в этом доме. Разумеется, он не мог знать о причине появления в доме наглой твари, взявшейся ему докучать, как Суза-Муза - Арамоне в свое время... Кресло было жестким, а размышления - малоприятными, поэтому наутро Дик явился к завтраку хмурый и невыспавшийся. Собственно, Стражу тоже не повезло с этим совпадением: велика радость - все время держать ухо востро, дабы не шокировать смертного своей вполне узнаваемой для любого эсператиста внешностью. Вот и приходилось бродить по дому в облике кота. Ну, или выжить кое-кого.

Перекидываться в четвероногого бывало удобно и еще по одной причине: у кошек иная логика, иная система ценностей, что позволяло отвлечься от проблем, отдохнуть, а иной раз и подыскать нестандартное решение. А еще - избежать ненужных разговоров. Ринальди никогда не отличался любовью ко всему человечеству, а за многие века трудно не набраться нетерпимости к некоторым разновидностям представителей этого самого человечества. Коту же разговаривать не нужно - достаточно просто появиться и зашипеть... К тому же идиоты - эсператисты и так приучили обитателей этого мира бояться кошек, благодаря чему облик мелкого зверька стал достаточно грозным для отпугивания самых трусливых.

А тех, кого не пугал просто кот, был шанс испугать котом, проходящим сквозь стены. Одинокий иногда задумывался, откуда приходили мелкопакостные идеи и жажда мистификации, но поделать ничего не мог. Вот и теперь - накатило…

Завтракал Ричард в это утро в обществе неразговорчивого слуги, накрывшего на стол и маячившего неподалеку в ожидании распоряжений. Отсутствие Алвы его немало порадовало, - отвечать на язвительные замечания он был бы просто не в состоянии. Стоило Дикону взяться за вилку, как откуда-то послышалось: "мяу".

Ричард чуть не подпрыгнул и стал ошарашено озираться по сторонам. Звук не повторялся.

"Показалось!" - вздохнул он с облегчением и вернулся к завтраку.

Вернее – попытался: завтрак из его тарелки исчез, зато в остатках подливы красовался отпечаток лапы.

Задавать вопросы слуге или требовать от него объяснений не позволяла фамильная гордость Повелителя Скал. С тяжким вздохом Дикон сунул надкушенный ломоть хлеба в тарелку, чтобы прикрыть след таинственной твари, и потребовал прибрать со стола и принести шадди.

Любимый, по рассказам, напиток кардинала был осквернен длинной рыжей шерстиной. День не задался с самого утра.

Как выяснилось - не только день.

Нечисть кошачьего племени всерьез решила отравить жизнь, причем исключительно ему, Человеку Чести.

Самым неприятным для Ричарда обстоятельством было то, что треклятого зверя не видел больше никто - или просто не обращал внимания, а напрямую спрашивать у слуг он не решался. Промаявшись с рыжим призраком три дня, он наконец попался на глаза своему эру, случайно оказавшемуся не только дома в утренний час, но еще и в той же части особняка, что и умученный Дик.

-Уж не влюбились ли вы, юноша? - насмешливо осведомился Алва, разглядывая бледную физиономию своего оруженосца.

- Нет, эр Рокэ...

- Вы вызвали на дуэль полк солдат, но маетесь животом?

- Нет...эр Рокэ - Дик пошел пунцовыми пятнами.

- Тогда что вы тут бродите, как привидение святого Алана, призванное возвестить о последних днях пыли за драпировками? Или ищете тайный ход?

Дикон бочком отступил от занавески, которую собирался отдернуть в поисках хода, где недавно исчезла зверюга.

- Эр Рокэ...Монсеньор...у вас живет ...рыжая бестия?

Ворон приподнял одну бровь.

- Именно рыжая?- ухмыльнулся он. - Нет...только черные и темно-русые.

Дик озадаченно заморгал.

- Нет, монсеньор, она совершенно точно была рыжая... Хотя... Вообще-то я не уверен, что это "она". Может быть, "он"...

- Вы бредите? - уточнил Первый Маршал

Оруженосец растерянно потупился.

- И как же выглядит эта бестия?

- Как кот..

- Кот?..

Судя по невозмутимому виду Алвы, кот и в самом деле был не чем иным, как бредом. "Черная кровь" - лучшее в Талиге вино, но придется больше к нему не притрагиваться, если от него бывают такие видения...

- Именно кот, - упрямо повторил Дик. - Вы ведь тоже его видели, помните? Вы ж еще сказали, что этот кот понимает толк в вине!

"Определенно, пора подыскать себе другое вино", - подумал Алва. - "Если уж начинаешь видеть то же, что и твой доверчивый оруженосец"...

- Юноша, вам это приснилось! - "Нельзя терять авторитет у слуг и младших по званию - ох, как прав был отец..."

- Ну, а если и так, - чуть подумав, протянул Алва, - в моем доме все должны знать толк в вине!

- Да пусть себе знают... - проворчал Ричард, смиряясь с бредовостью разговора. - Но спать-то мешать для чего?!

Герцог Алва очень надеялся, что его замечательный оруженосец что-то опять недопонял, но интуиция говорила иное. Как назло, сон явно с ней договорился и исчез напрочь.

Рокэ несколько часов изучал потолок спальни, продумывал возможные аспекты будущей военной кампании, дабы таковая случится, и в конце концов забылся тяжелым сном.

В голову хлынул поток коварных планов против павлинов, радужных - из серии "насоли Людям Чести по вкусу и мешай, мешай, мешай"... и иных прочих - до кучи.

Ближе к утру, в очередной раз перевернувшись во сне, герцог уткнулся носом во что-то мохнатое и подскочил. Из сумрака на него уставились два глаза...

- А вроде я на ночь не пил... - задумчиво проговорил Алва, разглядывая меховой ком на своей подушке. - Может, окделловские галлюцинации заразны?.. Впрочем, господин кот, вы мне кое-кого напоминаете. Шерсть медово-рыжеватого оттенка, зеленые глаза со шкодливым прищуром... Вот только с чего бы этому кое-кому являться мне в облике кота, причем начинать явления даже не с меня, а с моего оруженосца?..

Кот обреченно вздохнул и... принял облик Одинокого

- Вот так тебе больше нравится? - сказал он, любуясь на отвисшую челюсть Ворона

- В первую очередь, так ситуация намного понятнее, - помотав головой, Алва стряхнул с себя остатки сна и недоумения. - И ты прав, так ты мне нравишься больше, хоть я и люблю мяукающую живность. Так что же многоуважаемый Страж Заката делает в этот час в моей спальне?

Означенный страж ухмыльнулся:

- Вообще-то живу я тут... Иногда…

- Что? - Первый Маршал во второй раз ошалело уставился на гостя. - Здесь?!

- Ну, не только в твоей спальне, конечно. Кстати, у тебя хорошая библиотека...

- Это радует, - фыркнул Алва. - Значит, провалами в памяти я все же не страдаю. И давно в моем доме обитает столь одиозная для священнослужителей всех мастей личность? Если с самого момента нашего с тобой знакомства - получается, я ужасно ненаблюдателен...

- Скорее – это я хорошо умею прятаться! - хихикнул гость. - А вообще я тут налетами. Сам понимаешь - Рубеж защищать, то, се..

- А почто моего оруженосца зашугал?

- А не нравится он мне, - пожал плечами Одинокий, - всей своей кошачьей сущностью подвох чую. Он сам не знает, чего хочет.

- Да ну, брось. Разве все мы в 17 лет знаем, чего хотим?.. Не могу сказать, что мне очень нравится этот мальчишка, но согласись, что с учетом особенностей семейства данный экземпляр мог оказаться значительно хуже...

Одинокий вновь пожал плечами

- Слишком доверчив. Впрочем, - еще одна ухмылка, - это как раз лишний повод пошутить над ним. Может, у него в конце концов проснется чувство юмора?

- Ты еще у Придда чувство юмора поищи, - усмехнулся в ответ Алва. - И с чего ты взял, что созерцание пушистого рыжего демона непременно должно разбудить в эсператисте чувство юмора? Пока что из результатов налицо только сонливость, делающая его как оруженосца бесполезным, если не хуже.

- Хм....что, неужели все так плохо?

- Ладно, ладно, развлекайся на здоровье. Сам выводы потом сделаешь. По крайней мере, теперь я хоть знаю, что происходит в моем доме. Что ж, не стану покушаться на твое инкогнито и приставать с дальнейшими расспросами, захочешь - сам все скажешь, верно, Страж?..

- Воистину! Ты с годами становишься мудрее! - возвел гость очи горе.

- Нет, просто я сам такой же, - усмехнулся Ворон и, натянув одеяло на голову, сделал вид, что заснул.

Страж еще какое-то время задумчиво сидел на подушке, прикидывая, как бы повеселее провести отпуск. Наметив план действий, когда небо на востоке слегка посветлело, он вновь перекинулся в кота и покинул комнату...

Мальчишка спал безмятежным сном, явно наслаждаясь возможностью впервые за столько дней отоспаться без всяких демонов, шныряющих по комнате. Кот усмехнулся в усы и запрыгнул на подушку. Дикон что-то промычал во сне, повернулся на бок и... облапил кота, словно любимого плюшевого мишку в детстве.

В первые секунды страж обалдел и попытался вырваться, нервно дергая хвостом.

Затем его посетила идея. Кот извернулся и куснул Повелителя Скал за нос.

Когда Дик распахнул удивленные со сна глаза, его кошмар с аппетитом облизывался в опасной близости..

- Ты мне снишься, - без особой уверенности в голосе пробормотал Дик. - Не помню, правда, к чему снятся кошки, но сомневаюсь, чтобы к чему-то хорошему...

-Не-а! - мяукнул страж, принимая свой облик....

Неловко отшатнувшись, Дик свалился с кровати и уже с пола изумленно уставился на незнакомца, восседающего вместо кота на его подушке. Ущипнув себя за ухо, чтобы проснуться, он зашипел от боли, но незваный гость никуда не делся.

- В-вы... кто?..- обрел он наконец подобие голоса.

Не дождавшись ответа, Дик рванулся прочь из комнаты. Промчавшись по коридору, он со всего размаху врубился в Кэнналийца, который заснуть так и не смог и направлялся в свой кабинет.

-Эр Рокэ! ЭР РОКЭЭЭЭ!!! У меня в кровати мужчинааааааааааа!!!! - взвыл оруженосец, намертво вцепившись в рубашку своего эра.

- Да что ж вы так орете, Окделл... - поморщился Рокэ, пытаясь отлепить от себя Дика. - Будто юная девственница. Прекратите вопить и объясните нормально. И вообще, вы уверены, что это именно мужчина, то есть человек, а не тот самый кот, на которого вы жаловались ранее?

Предположение об оборотне в собственной, такой безопасной, кровати совсем выбило несчастного Повелителя Скал из колеи, что позволило Ворону отцепить-таки его от собственной одежды.

-...Эр... может быть... вы посмотрите...?

- Что я, по вашему, юноша...мужчин не видел?

Вспомнив рассказ Штанцлера, Дик покрылся бордовыми пятнами...

-Ну, ладно уж, - смягчился Алва. - Показывайте вашего гостя. И впредь с такими вопросами - к Хуану, раз уж сами справиться не можете. Тоже мне, мужчина и герцог, - нет чтобы за шпагу хвататься, он с воплями в коридор... Страшно даже помыслить, каковы тогда ваши сестры. Воспитала потомство Мирабелла, да уж... Ну, и где ваш таинственный мужчина?..

Дик боязливо заглянул в комнату. Алва стоял около его постели со свечой в руке. На подушке сверкал зелеными глазищами кот.

- Я не вижу тут людей! - Алва сделал коту страшные глаза.

Кот зевнул.

Дик аккуратно высунулся из-за спины Первого Маршала и натолкнулся на ехидный взгляд кота.

- Нечисть! - завопил Дик. - Такая же, как та крыса! Оборотень! Огнем его! - Он попытался выхватить у Алвы свечку. - Эр Рокэ, ну отдайте! Я его...

- Не суетитесь, юноша, - Алва изловил оруженосца за шиворот. Затрещала ткань, зашипел обжегшийся расплавленным воском Дик, смятая его цепкой хваткой свеча шмякнулась на пол бесформенным комком и почти погасла. - Вот еще тайный эсператист на мою голову... Симпатичный, между прочим, зверь. Чем он вам не угодил-то?

- Он...он...-задохнулся от негодования Повелитель Скал. - Он сквозь стены ходит!

- Ну, призраки, например, тоже!

- Он на моей подушке спит!

- Какое преступление! - развеселился Первый Маршал Талига.

- А потом еще в человека перекидывается! На моей подушке! Вот вам бы такое понравилось?! Да? Вот и заберите его к себе! - раскипятился Дик. - А я не привык, чтобы в моей постели кто попало валялся... в отличие от некоторых!..

- Неуважительно вы о королеве! - Рокэ изобразил высшую степень осуждения, на какую был способен. Дик побледнел еще больше. Кот зевнул.

-Я не Ка...Королеву имел в виду!

- А кого же тогда, позвольте узнать? - язвительно поинтересовался Рокэ.

Дик замялся. Цапаться посреди ночи с Алвой ему совершенно не хотелось, оставаться наедине с непонятной тварью - тоже, а если не сменить тему беседы, то неминуемо произойдет и то, и другое. К тому же стоять босиком на полу было холодно.

- Ну... вам лучше знать... - пробурчал он себе под нос, так и не придумав ответа получше.

Лирическое отступление: вы когда-нибудь слышали, как смеется кот?

Именно в этот дипломатически сложный момент Кот не выдержал и совершенно по-человечески хихикнул.

Повелитель Скал моментально переместился в дальний конец комнаты.

Когда-то Дик думал, что испугаться потусторонних сил больше, чем в ту ночь в лаикской галерее, когда с мертвыми огоньками в руках бесконечным строем шли монахи, просто невозможно. Оказалось, что это не совсем так. По крайней мере, сейчас он испугался не меньше. Зимняя ночь, которая упорно не желает заканчиваться, смеющийся в полумраке кот, невозмутимо глядящий на этот кошмар Алва... а он ли это? Или очередное порождение Заката, принявшее его облик?.. По стеночке, тихо, Дикон двинулся к выходу, не очень-то, впрочем, надеясь, что удрать получится.

Как оказалось - пессимисты всегда правы. С воплем кот прыгнул на него с кровати, выбив только что поднятую свечу из руки Рокэ. Свеча снова покатилась по полу и теперь уже окончательно погасла...

Ричард почувствовал, как на него напало что-то мягкое, и, ослепнув из-за резко потухшего света, он бросился в прямо противоположную от двери сторону, наступил на что-то круглое, потерял равновесие и, вторично налетев на Алву, рухнул вместе с ним.

На несколько мгновений Дик притих, оценивая обстановку. Темно, и даже глаза кошачьи нигде не светятся. Это радует. Впрочем, тварь могла их просто закрыть...

Повелитель Скал, окончательно растерявший в эту проклятую ночь фамильную стойкость, нерешительно завозился, пытаясь встать... с чего?! Или, точнее, с кого?.. Дик осторожно пошарил рукой в темноте, в результате чего нежно погладил лежавшего под ним по щеке. Похоже, это Алва или, во всяком случае, тот, что принял его облик... Удивительно, до чего мягка и шелковиста на ощупь эта черная грива...

- А еще говорили, что не привыкли к мужчинам в вашей постели, - прервал его размышления язвительный голос. - Однако потрудитесь все же встать и поискать огниво. Уважаемый Страж, я понимаю, что на вас напала кошачья игривость, но не кажется ли вам, что на сегодня достаточно?

Из темноты послышался очередной приступ сдавленного хихиканья.

Дик в ужасе вскочил, двинув Рокэ коленом по ребрам. Первый Маршал, не привыкший к такому панибратству, взвыл, наощупь отвешивая затрещину обнаглевшему оруженосцу. Послышалось обиженное шипение.

- Ну, извините, - голос Алвы совершенно не был виноватым. - Спасибо, что хоть не укусили... Что за удовольствие, в самом деле, разгуливать в кошачьем облике? Даже свечу мне подать не сможете, чтобы я вам ненароком хвост не оттоптал в потемках... Юноша, что вы там копаетесь?

- Эр Рокэ...с кем вы разговариваете?

- С вашими галлюцинациями! Вы-то хоть свечу зажгите, пока мы не перекалечились, как...мда... «слепые котята» - звучит как-то невежливо... не правда ли, Страж?

- Вот пускай эти галлюцинации свечу и ищут! - взвыл Дик, наткнувшись в темноте на какой-то угол, оказавшийся неприятно острым. - Эр Рокэ, почему вы собаку не заведете, хоть такую, как у Мари... у баронессы?! Мигом перевелись бы в доме и коты, и котята!!!

- Боюсь, я скорее заведу ызарга, чем такую собаку, - усмехнулся Ворон.

- А в некоторых странах их едят... - мечтательно раздалось из темноты. – «Черная кровь» найдется?

- О чем речь! Неужто мои подвалы все еще не изведаны вами, Страж???

- При ваших темпах употребления этого благородного напитка, Рокэ, вполне может оказаться, что в подвалах его больше нет, - фыркнул гость. - Как полагаете, в какую щель мог забиться этот юный представитель Дома Скал? Со всем моим ночным зрением я его что-то не вижу.

Дик тем временем почти успел выбраться из комнаты. Почти. В последний момент Страж схватил его за руку и потащил куда-то по темным и пустым коридорам. Позади шел Ворон. В своем доме он легко ориентировался и без света.

Повелитель Скал смирился с воцарившимся безумием, и как только все трое оказались в кабинете Рокэ, он плюхнулся в любимое кресло своего эра...

- Мужики пьют втроем! Это основной закон мироздания! – голос Стража был полон жизнерадостности.

- Не торопитесь усесться, юноша, - послышался голос Рокэ. - Налейте-ка нам вина. Надеюсь, вы еще не забыли, где я его держу и где бокалы?

- В такой темнотище я могу только уронить что-нибудь, - огрызнулся Дик. - Он сказал, что у него ночное зрение, вот пусть он и ищет!

- ТАК меня еще не посылали!- притворно возмутился Страж.

Что-то зашуршало в темноте, потом Дику отдавили ногу, затем послышался мелодичный звон хрусталя и бульканье "крови".

Перед носом Повелителя Скал материализовался полный бокал. Глаза потихоньку привыкли к полумраку и стали различать контуры ближайших предметов.

- Ну-с...За встречу...

- И за ожившие суеверия! - добавил Страж

- Ага, значит, вы - суеверие, - глубокомысленно произнес Дик, отхлебывая половину содержимого бокала. - А можно узнать, какое именно? Вы - закатная тварь, да?

- Бери выше: я сам Леворукий, если я ничего не путаю в вашей религиозной системе!

Первым побуждением Дика после такого заявления было - уронить бокал и залезть под стол. (Еще бы хорошо было зажечь свечу... а лучше штуки четыре...но это слишком долго.)

Вместо этого он почему-то еще крепче сжал обеими руками ни в чем не повинный бокал и поджал ноги

- П-п-равда?! - вопрос он адресовал Алве как наименее страшному из собеседников. - Эр Рокэ... такого я даже от ВАС не ожидал!!!

- Да что вы? - Ворон изогнул бровь.- А кто называл меня "пособником Леворукого"?

- А еще "земляным червяком"... - пробормотал страж. – Так, фольклорный персонаж, -пояснил он недоуменно уставившимся на него маршалу и оруженосцу.

- Страшно даже подумать, по каким Мирам вас носило в этот раз... - проворчал Алва. - Неудивительно, что после этого вас тянет на активный отдых с привлечением к этому занятию окружающих...

Зимняя ночь постепенно отдавала власть просыпающемуся хмурому утру, в окне спальни герцога Алвы вспыхнул неяркий свет одинокой оплывшей свечи.

Уже вполне примирившиеся с существованием друг друга собутыльники пребывали в самом благодушном состоянии.

- Я обещаю, что больше не буду бояться кошек, - язык у Дика уже начал заплетаться, но тон был весьма убежденный. - Так и быть, можете спать на моей подушке. Но только в кошачьем облике! А то... а то я вас... тьфу, вы ж молитв даже эсператистских не боитесь, да?..

- Не боюсь! - подтвердил слегка захмелевший Страж. - А где ж мне спать не в кошачьем облике?

- К Алве идите!

-Минуточку! Дикон, Штанцлер на вас плохо влияет! - мотнул головой Ворон. - О! Страж, а не хочешь ли ты повысить чувство юмора эра кансилльера?

- Чувство юмора и Штанцлер - вещи несовместимые! - уверенно объявил рыжий. - А вот вам, юноша, оно будет очень кстати.

Поэтому я вам советую больше общаться с Рокэ и поменьше - со всякими занудами... Если не будете слушаться, я сам вашим воспитанием займусь.
***

Пробившийся сквозь пелену облаков солнечный луч заглянул в окно сквозь щелку в опущенных шторах. В кресле восседал герцог Алва, откинув голову на спинку. У его ног в окружении пустых бутылок пристроился верный оруженосец, прильнув щекой к штанине эра. В глубине комнаты стоял человек с зелеными глазами и совершенно кошачьим прищуром. Он выглядел довольным. Глянув в сторону окна, он печально улыбнулся. Окно выходило на запад. Но до Заката еще было время...

@темы: джен, Даэдель (Alkar)

Автор: Trii-san
Пейринг: Рокэ Алва\Ричард Окделл
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17


Душно. Воздух раскален настолько, что дышать почти невозможно, каждый вдох превращается в пытку. Реальность перед глазами утонула в дрожащем мареве, закружилась голова, так, что пришлось еще сильнее прижаться к стене. Стена холодная, камни что-то шепчут, обещая желанную прохладу и покой, стоит только остановиться. Но это ложь, иллюзия. Здесь нельзя верить камням, они настолько древние, что быть может помнят еще Четверых, что им до глупого мальчишки, вообразившего себя Повелителем? Пот заливает глаза, рубашка такая мокрая, что хоть отжимай. Это плохо, у него нет воды, чтобы восполнить потерю влаги. Язык скользит по растрескавшимся губам, собирая соленую с медным привкусом кровь. Но ее мало, чтобы утолить жажду.
Удается сделать еще несколько шагов, и колени подгибаются, роняя тело, сил держаться на ногах больше нет. Больно…Камни, слагающие лестницу, жадно пьют кровь. Она так горяча, а они так холодны. Мало, несколько капель из ободранных ладоней, им мало, и они требуют еще хриплыми, каркающими голосами. Зажать уши, усмиряя охватившую тело дрожь. Если нет сил идти, то можно ползти, цепляясь за ступени, пока не ослабеют руки, и жизнь не начнет ускользать затихающими ударами усталого сердца. Нужно успеть. Только бы успеть!
Наконец лестница обрывается, вонзаясь в круглую площадку на вершине башни. На самом краю неподвижно застыл красивый черноволосый мужчина. Но… его цвета синий и черный…не красный! Это еще одна иллюзия: заходящее солнце окунает мир в кроваво-красный закат.
- Эр Рокэ…монсеньор, - шепот едва слышен, но мужчина вздрагивает и оборачивается.
- Дикон?

***
Ричард просыпается от собственного крика. Сон, ну конечно, это сон. Он смеется, но пережитый ужас не отступает, ледяными пальцами впиваясь в сердце. За окном бушует гроза. Молнии яростно, словно стая волков, терзают, рвут на части небо, глухо рычит, оскалившись, гром, ревет ветер, ломая непокорные ветви деревьев, срывая с них листву, словно с невольниц одежду. Ричарду страшно. Он с детства боится гроз. С тех самых пор, когда матушка в наказание заперла его на чердаке, среди забытых обломков прошлого, которые казались в ярких вспышках молний чудовищами, и негде было укрыться от их гнева и рокота небесных камней. Ричарду холодно. Даже если укрыться одеялом с головой – это не поможет, ведь он впитал в себе холод древней башни. Перед глазами застыло неотступное, тревожное видение: закат и синеглазый, черноволосый человек в окровавленной рубашке. Дикон уговаривает себя, что это лишь сон, что все хорошо, а Ворон крепко спит в своей комнате, вот кто точно не боится грозы. Но глупое сердце не верит разуму. И юноша крадется по тихим, темным коридорам, только чтобы прижаться к дверям в покои Повелителя ветра и попытаться уловить его дыхание. Так глупо. Дверь распахивается и Алва ловит не удержавшего равновесия юношу.
- Что вы здесь делаете, Окделл? – холодный раздраженный тон.
Пусть. Пусть злится. Главное, что вот он, живой, растрепанный, с чуть охрипшим после сна голосом. Ричард молча обнимает Ворона, прикусывая губу, чтобы не дрожала. Плевать, что тот подумает о нем, слишком велико облегчение, чтобы задумываться о подобном. Сквозь тонкую ткань сорочки он ощутил, как напряглось тело мужчины, Дикон машинально погладил эра по спине, успокаивая то ли его, то ли самого себя. Сильные руки прижимают его к себе, мягкий шепот:
- Ну чего ты испугался, глупый? Дикон?
Юноша поднял голову.
- Не умирайте, монсеньор, - просит он, а голос дрожит. – Только не умирайте.
Ворон несколько секунд внимательно всматривается в лицо оруженосца, словно ищет что-то в серых глазах, а затем коротко целует – простое прикосновение губ, не больше. Ричард вздыхает и тянется за новым поцелуем сам, потому что оторваться и отпустить сейчас невозможно, потому что за порогом злится гроза и разливается кровавый закат.
- Дикон, ты понимаешь, что творишь?
О чем он спрашивает? Нет, он не понимает, но за спиной смеются холодные камни древней лестницы, камни, которые так хотят горячей живой крови. Он задирает сорочку Ворона, скользит пальцами по спине, лаская. Как же много шрамов… Алва что-то коротко шипит сквозь зубы и втягивает юношу в комнату, захлопывая дверь.
Шелковые простыни приятно холодят разгоряченную кожу. Ричард притягивает любовника, уже любовника, обхватывая его руками и ногами, пытаясь стать ближе, еще ближе, мешая себя ласкать, впивается поцелуями в соленую от пота кожу.
- Да погоди ты…Что ты творишь? – жаркий сводящий с ума шепот.
Но Дикон понимает только, что если сейчас остановится, то просто сойдет с ума. Никто никогда не учил его любить, да, он неловок и неумел, но пусть только сейчас не отталкивает, не уходит! И Ричард жадничает, боясь увидеть прежний холод и безразличие в синих глазах. Эти минуты его, только его, сколько бы их ни было! И он пьет чужие стоны, хмелея от них, словно от вина. Еще ближе, еще жарче!
- Дикон, посмотри на меня, - зовет этот невозможный человек.
И юноша распахивает глаза, утопая в той нежности, что дарит синий взгляд. Если так смотрит смерть, то умирать не страшно…
Глубокий, долгий поцелуй, и лихорадочная страсть уступает место неспешным дразнящим ласкам, когда каждый поцелуй, каждое прикосновение заставляет вздрагивать, кусая губы, почти моля о пощаде.
- Рокэ… - на выдохе, мучительным стоном, - пожалуйста…
Алва смеется, тихий гортанный смех отзывается во всем теле сладкой дрожью. И пальцы снова дразнят, а он так хочет...чего он хочет?
- Пожалуйста…
Дикон прижимается ближе, притягивая к себе любовника, раздвигает ноги.
- Уверен?
Ричарда бьет крупная дрожь, перед глазами прыгают разноцветные пятна, и хочется, наконец, ощутить его в себе, чтобы между ними не оставалось даже воздуха для вдоха. Он трется щекой о плечо Ворона
- Пожалуйста, - как можно тверже. – Пожалуйста.
Легкий поцелуй в висок, еще, целый каскад поцелуев. Ну почему он медлит? Неужели …не хочет?
- Сейчас.
Тихий шорох, звук открывающейся крышки, в воздухе разливается знакомый аромат благовоний. Дикон блаженно улыбается, когда ощущает первое осторожное прикосновение. Это не больно, скорее неприятно, Рокэ отвлекает его поцелуями, скользит пальцами по внутренней стороне бедра. Он задевает внутри Ричарда какую-то точку, заставляя его изогнуться от внезапной вспышки наслаждения. Так горячо. По щекам катятся слезы. Потому что слишком хорошо.
- Еще… - хриплая просьба. – Ну же…
Пальцы касаются щеки, гладят ее, и в этом жесте больше нежности, чем во всех словах.
- Будет больно.
Это и правда больно, но Алва не спешит, давая ему привыкнуть к новым ощущениям, и когда он проникает полностью, то Дикон чувствует лишь полное, безграничное счастье. Все еще больно, но теперь он никуда не уйдет, не оставит его. Рокэ двигался медленно, меняя угол проникновения, пока Дикон не застонал коротко и беспомощно, не начал помогать сам, поддаваясь назад. Он хотел. Чувствовать. И кричать от удовольствия. И выгибаться, подчиняясь, и стонать, и шептать, и двигаться вот так, в такт, когда невозможно глубоко, когда кажется, что они стали едины. И изгибаться, и снова просить о чем-то срывающимся голосом, и звать по имени:
- Ро-о-окэ!… Рокэ!
И ощущать, как сбивается чужое дыхание, и знать, что это потому, что он с тобой, потому что он в тебе...
А потом небо опрокинулось на землю, растворяя мир в беззвучной ослепительной вспышке.
Хотелось спать, глаза смыкались сами, он еще успел позвать: «Рокэ» прежде чем погрузиться в глубокий усталый сон.

***
Все тот же закат, та же башня, но никого нет на опустевшей смотровой площадке, лишь черное перо упало на щербатые древние камни. Ворон улетел в небо.

@темы: слэш, Trii-san

Автор: Trii-san
Бета: Человек-колокольчик, она же Wamba, с 5-й главы - Лорд Зимний, Rocita
Гамма-ридер: Menedemos
Пейринг: Рокэ Алва\Катарина Ариго, Ричард Окделл\ Катарина Ариго, Рокэ Алва\Ричард Окделл
Жанр: романс, экшен, ангст
Рейтинг: R


Пролог.

Жаркие лучи полуденного солнца лениво скользили по паркету, щекотали разморенные теплом белые розы, стоящие в дорогих фарфоровых вазах, гладили лакированные щечки ангелов на резных ножках комода, и лишь кровать стыдливо пряталась от их внимания в полумраке дальнего угла комнаты. На кровати лениво раскинулась красивая белокожая женщина, она ласково перебирала темные пряди волос своего любовника. Оба были совершенно обнажены и не стеснялись своей наготы, в совершенстве изучив тела друг друга. Комната была наполнена сытым, утомленным молчанием. В солнечных лучах кружились пылинки, легкий ветерок трогал края занавесок, блестела позолотой умолкшая арфа.
- Рокэ, - чуть помедлив, спросила женщина, - сегодня вечером…ты придешь?
- У меня есть более важные дела. Позовите одного из ваших юных поклонников, уверен, они найдут, чем скрасить ваше одиночество.
Он легко поднялся с кровати, сделал пару шагов, поднимая сброшенную одежду. Солнечные лучи возликовали, гладя щедро подставленную светлую кожу.
- Вы, очевидно, собираетесь продолжить просвещение своего оруженосца? – ядовито ответила Катари. – Сводить его в очередной раз к Марианне, например.
- У нее он сможет научиться гораздо более полезным вещам, чем общаясь с вашим дражайшим «эром Августом». К счастью, юный Окделл совершенно не приспособлен к политике.
- Он честный и преданный юноша! – вскинулась Катари.
- Конечно, он так преданно смотрит в рот любому Человеку Чести, с удовольствием кушая пережеванную истину из клювов доброхотов, - усмехнулся Алва.
- А вы хотите, чтобы он ел из вашего клюва, Ворон?
- Мне, собственно, все равно, - с непередаваемым изяществом пожал плечами маршал. – Но это Мой оруженосец, поэтому мне Не безразлично, что за гадость он может притащить в Мой дом.
- Конечно, говорят, что в домах свиданий можно подхватить ужасную заразу, - мило улыбнулась Катарина.
Их взгляды скрестились.
- Поэтому вы так часто его приглашаете в монастырь? Заботитесь о спасении заблудшей души? – хмыкнул Алва.
- А вы в бордель?
- Между монастырем и борделем не так уж много отличий. Я вожу его туда, где порок не прячется за маской добродетели.
- О… Кто бы говорил. Двор до сих пор смакует подробности той истории с Приддом. Вы ведь никогда не утруждали себя ношением «маски»!
- Зато вы весьма в этом преуспели, эреа.
- По крайней мере, я делаю это лично! А не прикрываю свою несостоятельность шлюхами!
- Пари? – изогнул бровь Рокэ. – Это будет забавно.
Королева сверкнула глазами.
- Пари.

Часть 1.

Дикон еле сдерживал себя, чтобы не ускорить шаг. Ее Вели… Катарина ждала его! Вчера молоденькая фрейлина передала ему записку, где была всего пара строк: просьба о встрече, время, место и подпись «Катарина Ариго». Ричард с восторгом расцеловал каждую строчку, каждую буковку, написанную несомненно ее рукой - изящный летящий почерк. Его встретила, как всегда, настоятельница аббатства Святой Октавии. После обмена положенными фразами она впустила юного герцога внутрь. Ниша в старинной кирпичной кладке – вход в монастырский садик, где на каменной скамье уже ждала его Катарина.
- Ваше… Катари! Вы хотели меня видеть?
- Здравствуй, Дикон, - от её улыбки перехватило дыхание. – Давай присядем.
Он опустился на скамью. Катари была близко, сегодня так невероятно близко, что Дик, казалось, ощущал тепло ее дыхания на своем лице. Неужели королева не понимает, какие чувства будит в Повелителе Скал? На её юном лице читалось лишь искреннее расположение, а в глазах светилось почти восхищение. Ричард собрал все силы, чтобы ничем не выдать себя и не оскорбить свою королеву.
- Мне хотелось узнать, как твои дела. Мы так давно не виделись, - еле слышный вздох.
- Спасибо, хорошо, - юноша запнулся. Ощущая, как начинают пылать щеки, он растерялся, не зная, что сказать.
К счастью, Катарина сама выручила его, попросив рассказать ей что-нибудь из прочитанных сказаний. Ричард рад был развлечь Ее Величество, чтобы на бледном лице появился слабый румянец, а губы тронула улыбка. Но как же сложно было удержаться, чтобы не испортить встречу неловким движением, нескромным взглядом! Дик старательно отводил глаза, а когда случайно повернулся, и их взгляды встретились, то потерял дар речи, оцепенев, запнувшись на полуслове. Почва предательски выскользнула из-под ног, он летел в бездну, и падение было невероятно приятным, до умопомрачения. Забывшись, словно в каком-то трансе, Ричард коснулся губ Катарины – невинный поцелуй. И только тогда оцепенение спало. Его захлестнула волна паники. Дик вскочил на ноги, неловко пролепетал какое-то извинение и пулей вылетел из сада. Уже совершенно ничего не соображая, он покинул аббатство, вскочил на коня, пустил его в галоп. Быстрее, быстрее, только бы в голове не осталось ни одной мысли, ни о том, как посмел оскорбить королеву, ни о том, какие у нее оказывается мягкие покорные губы, ни о том, что посмел наставить рога не только королю, но и своему эру, первому маршалу Талига. Нет, нет…ни одной мысли!!!

Катарина откинулась на скамью, пряча торжествующую усмешку. Бледный гиацинт не должен так усмехаться даже наедине с собою. Даже здесь у стен есть глаза и уши.

Мягкие тени пляшут на стенах, рыжими бликами ложится на оконные стекла свет зажженных свечей. В доме было удивительно тихо, настолько, что шум, произведённый ввалившимся в дверь Ричардом, казался громовым раскатом. Весь день, с того самого момента, как сбежал из монастыря, Дик провел в таверне, стараясь вином вытравить воспоминания о поцелуе. Опрокинув на пол даже на вид страшно дорогую вазу, Ричард пьяно хихикнул и попытался определить, куда же идти. Избрав направление, он храбро двинулся в путь.
- Дверь, еще дверь, - Ричард в растерянности остановился. – Какая из них моя?
С первой попытки он попал в темный кабинет, который его комнатой никак быть не мог, и юноша предпринял еще одну попытку. Дверь распахнулась неожиданно легко. Сделав пару шагов, он от испуга даже чуть протрезвел: в полумраке комнаты подмигивал тлеющими углями камин, свежий ночной ветер врывался через распахнутое окно, шелестя страницами позабытой на столе книги, а в кресле безмятежно почивал сам хозяин комнаты – Рокэ Алва, первый Маршал славного Талига. Ричард хотел было выйти, боясь, что его заметят, но Ворон вроде спал крепко, а оставшийся в голове хмель требовал действия. Неожиданно, Дик вспомнил, как, будучи еще совсем детьми, они с Айрис разрисовали углем лицо пьяному повару, чем потом ужасно гордились. Ему пришло в голову, что было бы забавно поступить с Вороном так же, благо, угля в камине имелось в достатке. Стараясь двигаться по возможности бесшумно, он подкрался к камину, взял уголек и приблизился к Алве с четким намерением пририсовать храброму маршалу роскошные усы, но замер, рассматривая свою жертву. Раньше Дик никогда не видел своего эра так близко. Он старался побыстрее отводить от ненавистного лица взгляд, да и не так уж часто Алва удостаивал оруженосца вниманием. А в последнее время в жизни занятого подготовкой к войне маршала, для него не находилось места. На удивление, лицо это не было ни злым, ни жестоким, и никак не походило на лицо убийцы или предателя. Все говорили о его красоте, но, наверное, мало кто замечал притаившиеся горькие складки в уголках губ или тревожную морщинку, пересекавшую лоб, или же темные тени, залегшие возле глаз – признак глубокой усталости. Дик протянул руку, но тут же отдернул ее. Он сам не понял, хотел ли он разбудить Алву, чтобы тот сменил неудобное для сна кресло на более подходящую для этого кровать, или что-то иное… Дик, тряхнул головой, пытаясь отогнать ставшие совсем уж странными мысли. Везет ему что-то сегодня на них. Он кинул уголь обратно в камин и тихо вышел из комнаты, старательно прикрыв за собою дверь. Хмель куда-то подевался, стало грустно и немного одиноко. Он побрел в свою комнату, надеясь, что все это сон, и утром проклятое ощущение, будто он муха, запутавшаяся в паутине, куда-нибудь подевается.

@темы: слэш, Trii-san

Автор: Helcatari
Пейринг: Рокэ Алва/Ричард Окделл
Жанр: романс
Рейтинг: PG

...Сверху лилась песня - на этот раз тихая и печальная. Дикону был знаком этот инструмент, он знал этот голос, у него не было никаких сомнений в том, что именно он увидит в небольшой, освещённой одним лишь камином комнате на третьем этаже... Ему совершенно не хотелось видеть пьяного Алву, но музыка завораживала и звала, и у Дикона не было сил сопротивляться этому зову.

На этот раз маршал решил его не замечать. Именно решил - в том, что Алва знал о его присутствии, Дикон не сомневался. Это радовало - Дикон был не в настроении служить мишенью для острот своего нетрезвого эра. Можно тихонько послушать странные песни под гитару, и на этот раз просто уйти. Не идти через комнату, стараясь копировать небрежную походку Ворона, не пить горьковатое вино, не смотреть навеянные "Дурной кровью" странные сны, не мучиться на утро от похмелья...

- Юноша, вам не надоело подпирать дверь в ожидании приглашения?

Дикон вздрогнул. Герцог Алва был не просто пьян. Он был очень пьян. Пожалуй, таким Дикон его ещё не видел.

- Извините, монсеньор. Я не хотел мешать. Я пойду...

- Если бы ты мне мешал, я послал бы тебя к кошкам. Наливай и садись.

Дикон послушался, хотя больше всего на свете ему хотелось оказаться как можно дальше от этой комнаты и своего эра.

- Пей, - приказал герцог и тронул струны.

Музыка уносила вдаль, поднимала вверх, кружила над облаками - и швыряла вниз, на острые скалы; она бросала в лицо горсти солёных брызг, трепала волосы яростным ветром, дразнила зудом режущихся крыльев... Рокэ Алва пел, не останавливаясь даже для того, чтобы отхлебнуть вина - его кубок стоял забытым у камина, отбрасывая золотисто-алые блики на гитару и лицо маршала. Глядя на эра, Дикон в очередной раз поразился, до чего обнимающий гитару Алва похож на Чужого. Или это Чужой похож на Алву?

Задумавшись, Дикон не заметил, как смолкла музыка, как маршал отставил гитару и спросил о чём-то.

- Заснули, юноша? Ну и молодёжь нынче пошла - падает от одного бокала!

- Я не заснул! - Дикон вздрогнул и открыл глаза. - Я... задумался.

- О? И о чём же думают семнадцатилетние юноши под звон гитары? О прекрасной даме? О любви? - Алва язвительно усмехнулся. - Об отечестве?

- О вас, монсеньор, - невнятно пробормотал Ричард, пряча глаза.

- Даже так? - Алва усмехнулся и покачал головой. - Думайте лучше о прекрасных дамах, Окделл. Заводить интрижку с собственным оруженосцем я не собираюсь - это пошло. К тому же подобные забавы нынче не в моде...

- Д-да как вы...

- Юноша, на дуэль вы меня уже вызвали. Драться вы по-прежнему не умеете. Так что прекратите заикаться и налейте ещё вина.

- Вы и так достаточно пьяны, герцог!

- Дерзишь?

- Никак нет. Беспокоюсь о здоровье моего эра, - Дикон и сам не знал, какой змей тянул его за язык. Алва пьян, с ним лучше не спорить...

- Дерзишь, - в голосе герцога звучало не то одобрение, не то удовлетворение. - Замечательно. Мне это нравится... А вот пить я буду столько, сколько мне вздумается. Наливай.

Ричарду ничего не оставалось, кроме как откупорить новую бутылку и наполнить неизвестно когда опустевший кубок.

- И себе налей.

Ричард кивнул и налил. И, сам не зная почему, заговорил:

- Я пытался решить, похожи ли Вы на Чужого, монсеньор, или...

- Или?

- Или он на Вас? - с вызовом закончил Дикон.

Алва расхохотался - неожиданно молодо и задорно.

- Ох, юноша, нельзя же так! - произнёс он, возвращаясь на своё место. И добавил, резко посерьёзнев: - Не морочьте себе голову. На самом деле всё гораздо проще. Или сложнее... Неважно. Думайте лучше о прекрасных дамах, Ричард. Вам семнадцать, вы неглупы, хоть и наивны, вы не лишены обаяния... А вы вместо этого тратите свою молодость на глупые заговоры старых интриганов.

- Я не...

- Оставьте, Ричард, - Алва поднял кубок и в три глотка осушил его. - Хотите носиться со своим драгоценным Штанцлером и не менее драгоценным Приддом - пожалуйста. В конце концов, это ваша жизнь, и если вам хочется угробить её ради выгоды этих трусов, как когда-то сделал ваш отец - ради Создателя, гробьте. Кто я такой, чтобы вам мешать?

- Да как вы смеете! - Дикон вскочил, сжимая кулаки. В глаз или в нос, чтобы оскорбить, и тогда даже этот высокомерный потомок предателя не посмеет отклониться от дуэли...

- Юноша, вам не надоело? - усталым голосом спросил Алва, перехватывая летящий к лицу кулак. Несмотря на количество выпитого, рефлексы у Первого маршала Талига оставались превосходными. Хватка тоже, подумал Дикон - сомкнувшиеся вокруг кисти холодные пальцы скорее напоминали тиски, чем человеческую плоть. - Сколько можно повторять - я смею всё. И буду сметь. И драться с вами до окончания срока вашей службы не собираюсь. Да и после... - Алва поднялся, не отпуская руку оруженосца. - А вы, Окделл, много выиграли бы, если бы поменьше зацикливались на словах и побольше задумывались над поступками - окружающих и своими собственными. Словами слишком легко лгать, не говоря при этом ни слова неправды... - герцог усмехнулся и посмотрел Дикону в глаза. - Например, как бы вы расценили рассказ об оруженосце, который поднимает руку на своего эра? Особенно если учесть, что вышеупомянутый оруженосец уверен, что эр не в состоянии парировать удар?

Дикон опустил голову и покраснел. Ворон прав - такой поступок недостоин Человека Чести.

Алва тихонько рассмеялся.

- Вот видите? Ни слова неправды. Просто умолчали о том, что вышеупомянутый эр сказал нечто такое, что оруженосец воспринял как смертельное оскорбление. Всего лишь небольшое упущение - а как меняется смысл!

- Всё равно, - преодолевая стыд, Дикон поднял голову и посмотрел в насмешливые сапфировые глаза. - Монсеньор, я сожалею о своём поступке, и...

- Не ври, у тебя всё равно не получается. Если ты о чём и сожалеешь - то только о том, что у тебя ничего не вышло. И это правильно - сожалеть о своих поступках глупо. Сожалеть вообще глупо... Равно как и надеяться. А кулак... - Алва разжал хватку и поправил положение пальцев. - ...следует сжимать вот так. И кисть надо держать прямо - иначе рискуешь сломать руку при ударе. Ясно?

- Д-да...

Алва вновь рассмеялся.

- Ричард, с этим нужно что-то делать, вы не находите? Вас слишком легко сбить с толку. Вами слишком легко играть - настолько легко, что это становится неинтересно...

- Ну так не играйте!

- А что же прикажете с вами делать? Бросить на произвол судьбы? Так вас в два счёта уничтожат. Убьют, опозорят или сделают чего похуже... Ни один из этих вариантов в мои планы не вписывается.

- Я не нуждаюсь в вашей защите!

- И тем не менее раз за разом доказываете обратное.

- Я справился бы сам! У меня есть друзья...

- Друзья? - Алва вновь рассмеялся. - Право, юноша, пора бы уже начать хоть что-то понимать... И что же вам дали ваши друзья - кроме совета глотать обиды и ждать неизвестно чего? И какую же помощь вы от них получили - начиная со дня святого Фабиана?

- Вы тоже взяли меня в оруженосцы отнюдь не из благородных побуждений!

- Причём здесь мои побуждения! - Рокэ поморщился. - Ваши так называемые друзья могли хотя бы прислать письмо с просьбой отпустить вас к больной матери, чтобы избавить от излишнего позора. А у них не хватило смелости даже на это.

- Да как вы смеете! Мои друзья - Люди Чести, они не могут...

- Что и требовалось доказать, - перебил маршал. - Они не могут. Они вообще ничего не могут. Вы безнадёжны, Окделл. А жаль. Ведь у вас есть зачатки ума и таланта... А вы, как настоящая добродетель, упорно отказываетесь поднять глаза от земли и посмотреть в небо.

- В небо? - непонимающе переспросил Дикон.

- Вы слишком прямолинейны, Ричард. И слишком серьёзны. Вы с завидным упорством отказываетесь научиться жить и улыбаться... Вы даже влюбиться - и то толком не можете...

Дикон вспыхнул и опустил голову. Если Алва узнает о его чувствах к Катарине...

- Это вас не касается!

- Зато это касается вас, Ричард. Не отводите взгляда, бояться вам нечего, - с этими словами Алва отпустил руку юноши и взял его за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. - Что вы видите, глядя на мир вокруг себя? О чём вы думаете, слушая речи своих драгоценных друзей? Кем вы хотели бы стать через десять лет? Что вы видите в навеянных "Дурной Кровью" грёзах? Можете ничего не говорить - но постарайтесь ответить на эти вопросы хотя бы самому себе?..

С этими словами Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, поднял вторую руку и погладил оруженосца по щеке - легко, едва касаясь кожи холодными пальцами... Затем грустно усмехнулся, развернулся спиной и потянулся за гитарой.

Дикон тряхнул головой, отгоняя наваждение, и посмотрел на свои руки. На правом запястье алел след ладони маршала. Щека горела холодным огнём.

- Вы свободны, юноша, - произнёс маршал, не оборачиваясь.

- Вы меня прогоняете? - глупо переспросил Дикон. Алва усмехнулся.

- Я сказал - вы свободны. Делайте что хотите. Хотите - уходите, хотите - оставайтесь...

С этими словами Алва уселся на прежнее место и принялся настраивать гитару. Дикон не шелохнулся. Герцог оторвался от гитары, посмотрел на оруженосца и поморщился.

- Юноша, я понимаю, что разрешил вам делать что угодно, но вы меня очень обяжете, если не будете стоять как столб. Или налейте ещё вина - или отправляйтесь к кошкам, - сказал маршал, и, не дожидаясь реакции, ударил по струнам. Дикон наконец-то сдвинулся с места. Он собирался направиться в сторону двери, но вместо этого почему-то взял бутылку и наполнил кубок Алвы. Свой бокал он наполнять не стал - просто уселся в кресло и приложился к горлышку. Так показалось правильнее...

Кажется, Алва одобрительно усмехнулся. Кажется, следующая песня была о ветре - том, что дует в лицо смелым и подталкивает в спину трусов. Кажется, Дикон улыбался, глядя, как комната теряет очертания, уступая место видениям...

В этих видениях он стоял на вершине скалы и смотрел на собирающиеся над морем грозовые облака. Ветер дул в лицо, рвал короткие волосы, пронизывал до костей... и шептал - что-то неразборчивое, непонятное, загадочное... А потом появились крысы, целые полчища крыс, огромных и почему-то вооружённых шпагами. Они лезли вверх, наступая со всех сторон. Дикон дрался с ними, стоя спиной к спине с кем-то, кого он не знал, а крысы всё теснили их к обрыву... А потом отступать стало некуда, и тот, другой, толкнул его с обрыва, и крикнул вслед одно лишь слово - "лети". И Дикон полетел - вперёд и вверх, к надвигающейся грозе. Он летел, не оглядываясь, чувствуя на себе чей-то взгляд, и к радости полёта примешивалась горечь знания, что тот, другой, улететь не сможет...

Единственное, что Дикон запомнил из этих видений - это был взгляд. Взгляд ярко-синих, внимательных, чуть насмешливых глаз...

Вот только Ворону об этом знать не обязательно.

@темы: Helcatari

Автор: Кэр Ри
Жанр: постапокалипсис
Персонажи: Рокэ/Дик
Рейтинг: PG

Ричард Окделл сидел на песчаном берегу и смотрел в бледно-зеленое небо. Красное солнце заходило за горизонт и почти не грело. Обмелевшее море тихо шелестело волнами.
- Пора ужинать, - издалека раздался голос Алвы. Есть совершенно не хотелось. В последние дни мясо убитых животных становилось все подозрительнее и на вид и на запах. Хорошо хотя бы, что они смогли наконец вырастить некоторые съедобные растения.
- Дик, очнись, - Алва подошел ближе. – Нас ждут.
Ветер растрепал белые волосы Ричарда.
- Иду.
Сегодня была годовщина – двадцать лет концу света. Эпинэ привез свежее вино: у него в поместье прижились виноградные лозы. Придд привез рыбу: не чета здешней. Последние несколько лет собираться вот так вчетвером стало традицией.
Повелители открыли заветную бутылку и наполнили бокалы.
Двадцать лет. Каждый из Повелителей помнил, что случилось двадцать лет назад.

***

Ричард Окделл нашел предсмертное письмо Альдо Ракана. Нашел и тотчас помчался к Алве. Регент молча пробежал глазами строчки.
«Я обнаружил Зверя Раканов. Я его оживил. Он прекрасен. Я приказываю всем моим верноподданным подчиняться Ему. Он требует магические артефакты. Я их найду. Клянусь, чего бы мне это ни стоило». И так несколько страниц. Обычно ровный почерк Альдо скакал, некоторые слова были не дописаны, а под конец пошел бессмысленный набор букв.
Ворон задумчиво теребил письмо. Ричард по глазам Алвы видел, что скоро что-то начнется. И не ошибся. Через несколько дней примчались гонцы, расставленные по периметру Гальтарских развалин с сообщением о непонятных звуках, раздающихся изнутри. Не успели собрать отряд для выяснение, как во дворец доставили остатки стражи Гальтар. Люди заплетающимся от страха языком говорили, что на них напало чудовище, доселе невиданное. Ни пули, ни холодное оружие его не брало. На вопрос, как выглядело чудовище, никто внятного ответа дать не смог. Серебряное с крыльями. Блестящее и плюющееся красной смертью. А доспехи людей оказались действительно разрезанными и оплавленными на краях среза. Горожане шептались и чаще посещали церкви. Проповедники вещали про Зверя и Создателя. Паника постепенно начала охватывать Олларию. Просочившиеся слухи дошли до послов, а через них и до соседних государств.
Алва принял решение лично поехать к развалинам. Эпинэ рвался удержать регента. Валентин поддерживал Робера и предлагал себя командиром отряда. Ричард молчал. Но все трое знали, что отговорить Алву не получится.
Ворон поехал и на полпути встретил Зверя.

Зверь Раканов оказался сложным механизмом. Никто не мог понять, как он работает. Казалось, Зверь был сделал из единого сплава, но ни один известный сплав не обладал такой прочностью. Металлическое покрытие не брало ни одно огнестрельное оружие. По приказу регента на Зверя направили несколько пушек и дали одновременный залп. Когда дым расселся, солдаты обнаружили, что громадина как стояла, так и стоит. А рядом лежали смятые ядра. Тогда-то бравые вояки и не выдержали: одно дело бороться с известным тебе противником, пусть даже хорошо вооруженным, а другое – с нечеловеком, с тем, с кем не знаешь, как бороться.
Но Зверь оказался не самой худшим несчастьем, свалившимся на Кэртиану. Приводя в движение страшный механизм, Альдо Ракан разбудил и других жуткий тварей. Зверь уничтожал на своем пути все, но двигался медленно. А твари перемещались с огромной скоростью. Человекообразные тела, слитые с колесами. Дриксен, Гаунау скоро познакомились с красными лучами смерти.
- Они не из нашего мира, - как-то сказал Алва Ричарду. С тех пор Гальтарский разлом стал именоваться междумирьем, откуда в Кэртиану просачивались чудовища.
Гибли люди, гибли селения, но ни один чужак не был уничтожен. Никакое оружие не брало тварей.
Решение было очевидным. Магия. Четыре Повелителя, четыре стихии. Что могла еще Кэртиана противопоставить свалившемуся на нее бедствию?
Бойцы отвлекали чужаков на колесах, а Повелители смогли расколоть непробиваемый сплав. Серебристая поверхность пошла трещинами и… осыпалась. Холмики серебристой пыли закружились в воздухе и исчезли. Осыпались и «колеса».
Посреди чистого выжженного поля стоял человек. Обычный человек в блестящем обтягивающем костюме. Бледное лицо, короткие волосы, тонкие губы, узкие глаза. Существо не имело права быть человеком. Ричарду казалось, что сейчас из черных глаз существа в Кэртиану выльется нечто ужасное. Окделла трясло. Алва положил руку Дику на плечо и крепко сжал его.
- Ждите здесь, - сказал Ворон. И сделал шаг.
Человек держал в руке какой-то предмет. Глаза человека сощурились, никто не успел ничего поделать, а красный луч, вырвавшийся из предмета, пронзил Алву насквозь. И никто не успел остановить Ричарда, выстрелившего в узкоглазого. Пуля попала точно в сердце. Человек пошатнулся, что-то громко выкрикнул… и достал пулю из защитного костюма, который пуля пробить не смогла. Ричард не понимал, почему никто ничего не делает: смех узкоглазого, казалось, тянулся вечность. Кто-то дернул Окделла за штанину. Ричард посмотрел на Алву, который лежал на земле и что-то пытался сказать. «Не сс.. с…» Ричард снова прицелился, и в это мгновение человек посмотрел прямо на него. Губы расползлись в усмешке, и Дик точно знал, что человек прошипел слово «конец». Свое последнее слово: три пули ударили в то же место, куда в первый раз стрелял Ричард. Человек изогнулся, по блестящей серебристой ткани потекла красная кровь. Ричард удивился и разозлился: тварь не имеет права на человеческую кровь. «Не сс.. стрелять…» «Поздно» - ответил Ричард Алве, тот обреченно застонал. Истекающий кровью человек хрипло засмеялся, в его руке что-то блеснуло. Человек осел на землю. Раздалось завывание. Придд подбежал к упавшему и склонился над ним. Эпинэ крикнул: «Не трогай!» Но Валентин уже держал в руке черную коробку, издающую режущие слух звуки. Алва попытался сесть, с помощью Ричарда ему это удалось. Дик поддерживал Ворона за плечи, а тот шептал приказы. Валентин подошел к Алве и протянул предмет. Блестящая черная поверхность, посередине красным цветом мелькают цифры. Тридцать три, тридцать два… «Что будет, когда дойдет до нуля?» - никто из Повелителей не задал этот вопрос вслух. Человек-из-зверя пошевелился. «Допросить» - прошептал Алва. Эпинэ с Приддом подошли к человеку. Тот со стоном перевернулся на спину.
- Что это за штука? - Робер подсунул мигающий предмет под нос человека.
- Бум! – ответил тот и умер.
Действительно, бум. Через несколько секунд послышался глухой взрыв. И еще один. И еще. Вдалеке поднимались серые клубы пыли.
Как они позже узнали, взрывы прогремели по всей Кэртиане. Где-то подорвало город, где-то непроходимые леса. Солнце загородили зеленоватые пыльные облака. Много людей умерло от ядовитой пыли. Оллария стала походить на Гальтары. В городе никто не выжил. Меньше всего пострадали южные земли. Алва принял решение отправиться на родину. Вместе с ним поехал Ричард Окделл. Эпинэ и Придд захотели вернуться в свои края: кто-то должен был взять управление над выжившими и растерянными людьми на севере и западе.

***

Спустя несколько месяцев Ричард и Алва сидели на берегу моря и смотрели на закат.
Кто-то загородил тусклый свет солнца. Дик посмотрел вверх: перед ними стоял белокурый человек с ярко-зелеными глазами.
- Леворукий, - улыбнулся Алва. – Что-то ты поздно.
- Лучше Ринальди, - мягко поправил мужчина. – Кэртиана не единственный мир, который пришлось спасать. И я сожалею, что не успел сюда.
- Тебе-то только и надо было, что остановить Альдо, - выплюнул Ричард.
- Альдо? – удивился Леворукий.
- Того, кто разбудил Зверя.
- Зверя разбудили раттоны, - спокойно ответил Леворукий. – Никакой человек из вашего мира не способен привести в действие эту машину.
- Мы не видели никаких раттонов.
- Конечно вы их не видели. Они же очень маленькие. Микротела. Из них и состоял Зверь. Да, долго придется рассказывать, - вздохнул Ринальди, посмотрев на Повелителей.
- У нас много времени, - обнадежил его Алва.
- Вечность, - подтвердил Ричард.
И Ринальди рассказал: и про слияние миров, когда из одного в другой могут просачиваться удивительные создания, и про технический прогресс, и про миры-без-магии, и про нанороботов, из которых состоял Зверь, и про первое слияние миров во время правления первых королей Золотых Земель, которые заключили договор с пришельцами – в обмен на невиданную силу разрешить построить странные сооружения.
- Короли Золотых Земель оказались обмануты: магия и так бы проснулась в Кэртиане. Чужаки же стали проводить опыты, запрещенные в родном мире. Они растили здесь оружие, чудесное, способное спасти тысячи жизней. И способное убивать. Раттонов. Покидая наш мир, они оставили несколько взрывных устройств, способных уничтожить Кэртиану: залог того, что они смогли бы в будущем безнаказанно сюда возвращаться.
Ричард пробормотал ругательство. Леворукий невесело хмыкнул.
- Это мы говорим – чужаки, а они такие же люди, как и мы. Они хотели власти. Но они не смогли победить и уничтожили свой мир. Сидя в защитных костюмах на обломках зданий, в пыли разрушенных городов, они вспомнили про Кэртиану – зеленый мир, где возможна магия. Им снова понадобился путь из одного мира в другой. Магия Кэртианы размыла прежние пути, лишь спустя много лет раттоны смогли проложить новую дорогу. А вашему Альдо просто не повезло оказаться не в то время и не в том месте. Пришелец знал, что только магия может его остановить, поэтому и одурманил ядом Ракана, заставив найти и принести артефакты.
- Получается, до нас дошел только один чужак?
- Получается, что так. Безумец в одиночку решил возродить собственный мир. Но магия все же хранит Кэртиану.
- Хранит? – горько переспросил Ричард.
- Сама Кэртиана не погибла. А люди постепенно возродят свой род и всё уничтоженное.
- Через сколько столетий? – с надрывом выкрикнул Окделл и осекся. Перед глазами промелькнули дворцовые сады, особняк Ворона, заполненные толпами улочки Талига. Синее-синее море в Алвасете. Из глаз потекли слезы. Алва обнял Ричарда за плечи. Леворукий поднялся и хотел было что-то сказать, но понял, что слова больше не нужны. Дикон устало сполз на грудь Алве и заснул. А Ворон долго смотрел вслед удаляющемуся по песчаному берегу человеку.

***

- За наш мир! – тихо произнес Ричард.
Алва улыбнулся одними губами и накрыл руку Дика своей.
Повелители выпили.

@темы: Кэр Ри

Автор: Viorteya tor Deriul
Пейринг/персонажи: Рокэ Алва/Ричард Окделл
Жанр: повседневность
Рейтинг: PG

Совет, что может быть менее обязательным? Не приказ, не распоряжение, не рекомендация. Просто совет - ненавязчивое, короткое упоминание о некоем незначительном деле. Можно не услышать, можно забыть, можно выслушать и поступить по своему. Совет подразумевает, что вы вправе решать сами, и ничто не ограничивает свободу воли. Так принято считать.

Ну да, принято. Но те, кто не слушает советов, рискуют оказаться в крайне неприятной ситуации. По крайней мере, если эти советы дает Его Высокопреосвященство кардинал Сильвестр. Мимоходом, между делом советует господам дворянам подумать получше, прежде чем в день святого Фабиана выбрать себе оруженосца. Ха! Совет. На самом деле за этим советом ясное и всем понятное предупреждение: тот, кто рискнет назвать имя Ричарда Окделла, в придачу получит все проблемы, какие только может обеспечить Его Высокопреосвященство. Потому что Дорак не желает видеть щенка Окделла при дворе.

И все наши гордые, принципиальные и самоотверженные Люди Чести - о нет, не все, только те, кто сумел выжить и прижиться при дворе ненавидимого, слабого, никчемного и презираемого монарха, - попрятали глаза долу с такой синхронностью, с какой солдаты печатают шаг на параде. Особенно невозмутимо и спокойно созерцают собственные сапоги те, у кого нет оруженосца, и кто мог бы выбрать молодого герцога. Друзья его отца, пережившие своего друга и предводителя.

Люди Чести… Мог ли предположить Эгмонт, что те люди, за которых он дрался, побоятся протянуть руку помощи его сыну? Стал бы он драться, если бы увидел неуверенность, тщательно скрываемый "праведный гнев" и расчетливую осторожность в их лицах, обрамленных короткими волосами и бородками?

Вопрос поставлен неверно. Герцог Окделл гордо поднял бы голову и ответил, что дрался не за этих людей, хотя он и не сомневается в их Чести, но за Талигойю и законного короля. Гордый, отважный и честный дурак. Или безумец. Человек Чести. Мятежник. Эгмонт Окделл, Повелитель скал.

Заседание Совета шло своим чередом. Можно было с уверенностью сказать, что судьба мальчишки решена. Никто из старой аристократии не осмелится взять его в оруженосцы. Кривая усмешка проступила на тонких губах, а сине-синие яркие глаза неприятно сощурились. Эгмонт, если бы он мог видеть будущее, вряд ли оценил бы иронию ситуации.

***

Холодный, ветреный и по-весеннему солнечный день. Внизу, словно скот, выставленный на продажу, стоят унары. Им самим, конечно, такое сравнение показалось бы несправедливым и обидным. Как, впрочем, и тем, кто пришел выбрать себе обузу на ближайшие три года. Сделать из мальчишки, у которого в голове нет ни одной трезвой мысли, достойного дворянина, верного слугу короля и Талига, сносного воина, и научить выживать в мире, полном грязи, не пятная чести (по крайней мере, ее внешнего вида) - задача, поистине требующая великого терпения и еще большей самонадеянности. И все это называется: взять себе оруженосца. Оруженосец носит оружие, а господин носится с оруженосцем. Рокэ Алва уже очень давно решил, что ему подобные развлечения неинтересны.

Герольд огласил список унаров. Зная капитана Арамону, можно было не сомневаться, что расстановка мест зависела не только от личных качеств юношей, но от положения их семей и степени угодности Его Преосвященству. Странно, что при этом Окделл стал четвертым. Неужели мальчишка столь хорош? Что ж, даже если он готовый мастер клинка, что сомнительно, если вспомнить, как дрался его отец, все равно: стоять ему здесь до тех пор, пока всем не станет ясно, что никто не желает взять юного Окделла. Двойной позор для всех Людей Чести, если только кансилльер не додумается обратиться с просьбой отпустить юнца домой. Сложно ли придумать предлог, чтобы избавить мальчишку от позора?

Маршалу хватило одного взгляда в сторону Штанцлера, чтобы отбросить этот вариант. Посмотрел в сторону замерших в ожидании своей участи унаров. Некоторые уже знают, чем все закончится. Но не все.

Ричард Окделл выделялся в этой толпе бедностью одежды и… Чем-то еще все же выделялся, или Алва убедил себя в этом. Окделл, какой бы он ни был, не ровня прочим, независимо от того, "навозники" они или Люди Чести. Так же, как Придды, Эпинэ и… Алва, хотя сомневаться в последнем стало обязательным для каждого уважающего себя дворянина или плебея, независимо от политических предпочтений. Впрочем, нет… Плебеям, или тем, кого так именуют считающие себя солью земли, как раз все равно. Последнего из своих солдат маршал не променял бы на весь этот высокородный выводок разглагольствующих о Чести надутых фазанов, которые почему-то живы и вполне благополучны, в то время как Эгмонт и братья Эпинэ уже шестой год гниют в Ренквахских болотах.

Но как же мальчишка похож на отца! Алва не видел Эгмонта Окделла юношей. Когда они впервые встретились, Алва еще не был ни маршалом, ни всеми признанным безумцем и мерзавцем. Просто презренный потомок еще более презренного предателя, приведшего на престол узурпатора и убившего короля. А герцог уже был женат, имел малолетнего сына и искренне возмущался наглым и дерзким юнцом... пока этот юнец в один прекрасный день не спас почти проигранную битву, и, за компанию, Эгмонтову жизнь.

В сыне легко угадывался отец. Конечно, Ричард еще не вытянулся окончательно, со временем он станет крупнее, тяжелее, тверже. Не зря на его гербе красуется золотой кабан на фоне черной скалы. Есть в Окделлах что-то твердокаменное. Но пока что Ричард Окделл был еще очень молоденьким поросенком, и в лице его была неуверенность.

Краем уха маршал прислушивался к происходящему. Надо же, Килеан-ур-Ломбах выбрал наследника Колиньяров. Человек Чести взял себе в оруженосцы "навозника"! Ричард Окделл не сумел спрятать изумленный взгляд… Что это? Просто удивление? Или… мальчишке было обещано, что комендант выберет его? Ворон ничуть не удивился бы, окажись, что так и есть. Интересно, как они станут оправдываться - потом? Впрочем, ясно: "Прости, Ричард, но нам, Людям Чести, сейчас нельзя рисковать, ради грядущей победы дела Раканов и возрождения Великой Талигойи мы должны сидеть тихо, как мыши под метлой, и дожидаться, когда ты вырастешь и повторишь все глупости своего отца, дабы нам не пришлось лезть в полымя самим". Стая ызаргов!

При взгляде на каменную физиономию Штанцлера Алве захотелось сплюнуть. А еще лучше - вытащить из-за пояса узкий кэналлийский нож и прицельно метнуть. Леворукий и все кошки его! Ворон удивился, как эта мысль не пришла ему в голову раньше. Неужели старая крыса затеяла все это нарочно? Втоптать мальчишку в грязь на глазах у всех, чтобы унижение обернулось слепой нерассуждающей ненавистью к тем, кого кансилльер, скорбно кивая, назовет виноватыми в случившемся: королю, кардиналу, и, куда ж без него - Первому маршалу… Неглупая мысль… Ну так Штанцлера дураком и заклятый враг не назовет! Собрались вырастить из парня нового вождя восстания. Разумеется, Окделлы - знамя "великой Талигойи"! Знал бы приснопамятный Алан, как удружил своим потомкам…

Кто там следующий? Ги Ариго! Услышав имя Эдварда Феншо, Ворон только усмехнулся. Братец королевы тоже не стал рисковать. Ги, столько раз с гордостью именовавший себя лучшим другом герцога Окделла! Если это лучший друг, герцогу Алве остается только радоваться, что у него таковых не имеется.

А мальчишка хорошо держится. Со стороны не так просто заметить, что юный герцог растерян и подавлен. Когда он пришел сюда, то еще на что-то надеялся, сейчас же… Маршал скрыл довольную улыбку. Ричард вряд ли осознанно выпятил вперед нижнюю челюсть и гордо вскинул голову. Широко расставленные ноги, бешено спокойный взгляд, сквозь который вот-вот прорвутся, но все никак не прорываются, растерянность, отчаяние и совершенно детская обида. Совсем как отец... Из него вырастет достойный Окделл, нет, он уже настоящий Повелитель Скал, что бы это ни значило. Неужели никто не позарится на мальчишку? Глупый вопрос, конечно нет.

Ричард остался в совершенно непрезентабельной компании. Лицо юноши напряглось, но самообладания он не потерял. Как же, замарать честь прилюдным появлением слабости! У Окделлов слабостей не бывает. Эгмонт умел объяснить разницу между честью Окделлов и честью Алва. Ворон вдруг поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Дика, непроизвольно подавшись вперед. На миг площадь расплылась перед глазами…

- Четверо благородных дворян предлагают свою шпагу, честь и жизнь тем, на чьих плечах держится государство!

Молчание. Стройный черноволосый унар стоит, надменно вскинув голову, словно происходящее не имеет к нему никакого отношения. Молчание. Это что - все? Сын властителя Кэналлоа - никому не нужен? Никому не нужен первый из фабианцев этого года? Никому не нужен оруженосец, уже сейчас владеющий клинком лучше своего эра, кем бы тот ни оказался? Никому не нужен наследник Предателя?

Никому!

Сейчас раздастся звук трубы и все будет кончено. Но тебе же все равно. Правда ведь? Да. Тебе уже давно все равно, что они думают. Все равно! Нежное юное лицо каменеет, превращаясь в ледяную маску презрительного равнодушия ко всему сущему. Улыбка на губах… Улыбка Леворукого. Знаменитая улыбка герцогов Алва, заставляющая "истинных талигойцев" стискивать рукояти шпаг и скрежетать зубами.

Труба молчит…

Незнакомый хрипловатый голос с явным торкским акцентом:

- Рокэ, маркиз Алвасете! Я, Вольфганг, граф фок Варзов, принимаю вашу службу!

Юный кэналлиец вскидывает неверящие синие глаза на огромного светловолосого бергера. Генерал фок Варзов! Герой сражений в Торке, гроза дриксенцев и гаунау, на несколько дней вырвавшийся в столицу, и завтра вновь отбывающий на войну… Человек Чести, кровный вассал герцогов Приддов!

- Я, Рокэ из дома Алва, благодарю графа фок Варзова за оказанную честь. Клянусь...

Первый Маршал Талига отогнал ненужные мысли. Ни к чему. Что с того, что сейчас юнец внизу, под жесткими, злорадными, виноватыми и откровенно равнодушными взглядами переживает крушение очередной иллюзии? Выдержит, ему уже довелось терять гораздо большее, чем мечта стать оруженосцем Человека Чести и остаться в столице, где ему, говоря по совести, делать особенно нечего. Через несколько минут он, окончательно опозоренный и разочарованный отправится прочь, домой в Надор. Но... Он уже все понял, прочувствовал и осознал, и сейчас готов уцепиться за любую соломинку, лишь бы выплыть. Готов принять помощь от кого угодно. Нет, Эгмонт точно не оценил бы юмора. Но взять мальчишку себе будет действительно забавно... Нет, опомнись, за каким Леворуким тебе это надо, Рокэ? Да еще эта история с Джастином Приддом так некстати…

- Ричард, герцог Окделл! Я, Рокэ Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу!

Как легко произносятся эти слова... Ворон их и произнес. Почти в последний момент. И получил в ответ потрясенный взгляд серых глаз на бледном лице. А ведь сейчас мальчику предстоит подняться прямо к трону короля, которого он ненавидит. Подойти к первому маршалу Талига, которого он ненавидит больше, чем всех "навозников" и узурпатора с кардиналом вместе взятых. По крайней мере, если решит кинуться с кинжалом, то скорее на маршала, чем на кого-нибудь другого. Но нет, у мальчишки слишком растерянное лицо, как у человека, не верящего в реальность происходящего. Взгляд бесцельно скользит по лицам, пока не натыкается на ответный ярко-синий взгляд. Видно, что юнец что-то для себя только что решил. Вот теперь он должен послать непрошеного благодетеля к Зеленоглазому или принести клятву верности. Интересно, что он выбрал?

Первый маршал чуть не выругался, когда Ричард герцог Окделл преклонил колено и произнес присягу. Сын Эгмонта - оруженосец Алвы! Чужой и все его кошки! Твари Заката и задница Всеблагого! До Рокэ дошел истинный масштаб его выходки. Разом пронеслось все, что скажут про него и Дикона. Конечно, вспомнят его отца. И Его Высокопреосвященство получил такую плюху от своего соратника после того, как играючи приструнил Людей Чести… Последние, впрочем, тоже умылись помоями. А еще… Зеленоглазый! Как не вовремя случилась эта история с Приддом!

Алва больно прикусил себе щеку. Это все неважно. Сейчас надо решить, что делать с мальчишкой. Ворон почувствовал, что зеленеет. Фок Варзов не пожалел о своем выборе - через восемь лет бывший оруженосец, выиграв безнадежное сражение, сделал своего начальника маршалом. А чего ждать от этого? Наверняка от Окделла будут одни проблемы. От Окделлов всегда проблемы. Не будет Ворон Рокэ нянчиться с малолетним идиотом.

Хорошая идея. Только не может же он допустить, чтоб его оруженосца выставляли на посмешище и низводили все, кто желает выслужиться перед Дораком! И, Разрубленный змей ему в печенку, сомнительно, чтоб юнец смог за себя постоять самостоятельно. Ага, вот и придется действовать исходя именно из этого.

***

Инстинкт самосохранения, доводы разума, житейский здравый смысл и здоровый эгоизм были единодушны: не связываться. Три года это не так уж много. Дикон не стремился попадать лишний раз на глаза своему эру, а у маршала было полно других дел и никакого желания цацкаться с малолетним герцогом. По крайней мере, Алва не собирался заботу демонстрировать.

Мальчишки всегда были, есть и будут безответственными идиотами, неспособными позаботиться о себе самостоятельно. Просто Ворону немного не повезло. Его оруженосец оказался гордым, замкнутым, прекраснодушным и наивным в комплекте со всеми остальными юношескими недостатками. Где рос этот, Чужой его забери, герцог?

Если все началось чуть ли не с ампутации руки, то что будет дальше? Рокэ Алва стиснул зубы, чтоб не застонать. Он - потомок предателя, беспринципный злодей и мерзкий растлитель, к тому ж любовник королевской четы (Вот за это точно надо вызывать! Джастин - куда ни шло, но утверждать, что Рокэ, с его утонченным вкусом, способен разделить ложе с этой беленой грушей - Фердинандом, - да это ж смертельное оскорбление!) и отец королевских детей (то, что в роду Алва блондинов не было со времен святой Октавии, это мелочи, не стоящие внимания. Подумаешь, звезда Дэйри не там взошла... все три раза). Единственное, что заставляет окружающих не демонстрировать свое отношение к нему открыто, это то, что он гениальный полководец и самый нежелательный противник на дуэли. Ну и деньги, конечно, куда без них? И это воплощение высокомерия, злокозненности, разврата и подлости должно носиться с драгоценнейшим Диконом, как курица с яйцом?

Людей Чести поддерживают кансильер и королева, но никак не первый маршал. Хватит и того, что он предпочел не заметить щенячьей влюбленности Ричарда в Катарину. А Ее Величество прониклась к мальчишке не менее нежными сестринскими (да уж, сестринскими, как же… Явись маршалу несуразная мысль позаботиться о сохранении невинности оруженосца - Дик мигом оказался бы на не меньшем расстоянии от Ее Величества, чем Башни от Гальтары) чувствами. Еще бы, все знают, что Эгмонт был ее героем, и вот является его юный, неиспорченный пороком сын. Впрочем, в последнем Катарина была далеко не так уверена, как хотела показать.

Порок, в лице Алвы, поморщился. Вся столица уверена, что герцог взял себе мальчишку, чтобы, среди прочего, обесчестить его… В принципе то, что такая идея возникла, было предсказуемо.. Но если такое желание и могло появиться, с похотью оно имело мало общего. Одно дело видеть, что юноша хорош собой и со временем превратится в привлекательного мужчину, и совсем другое - желать его. Наплевав на все предрассудки, честь, долг. Но вот злость на всех этих Дурней Чести, начиная с кансилльера, и заканчивая Килеаном, не умеющим - даже не пытающимся - держать в узде собственного оруженосца, это уже не лезло ни в какие рамки. Что до Эстебана, то юный "навозник" выбрал себе не ту жертву для оттачивания мастерства. Конечно, потомку башмачника очень сложно сдержаться и не облить помоями обедневшего, опального и простоватого герцога с родословной длиной в несколько тысячелетий. Но выставить полудурком оруженосца Рокэ Алва, это надо хорошо подумать, и написать завещание, если так и не передумал. Одно из преимуществ, которые дает его репутация.

Эгмонт сказал бы, что для потомка предателя Рокэ слишком заносчив. Сам он, вероятно, полагал себя лишенным этого порока. В конечном итоге все это не так уж и важно. Ричард Окделл слишком уж похож на отца, и так ли плохо, если где-то в темном закоулке души Ворона осталась капелька сентиментальности?

И стоит это признать, как все становится проще. И то, что прозрачные, искренние глаза мальчишки способны смутить Алву, даже если их хозяин не подозревает об этом. Что Рокэ знает все оттенки цвета в темно-русых, выгоревших на солнце волосах, слишком коротко остриженных и потому всегда лохматых. И нет смысла стыдиться странной игры, которую маршал начинал всякий раз, как видел своего оруженосца. Заметить какую-нибудь черточку - линию скулы, манеру склонять голову на бок или прикусывать губу - и мысленно представлять, как изменится она с течением лет, пока из глубины памяти не проступало лицо Эгмонта. Пока сердце не дергало привычной болью. Даже не болью, просто грустно…

Говорят, человек, убив ближнего своего, должен чувствовать вину… Вина - глупое чувство. И очень разной она бывает. Люди думают, что она непременно означает и раскаяние. Нет! Уж ему-то здесь каяться не в чем, видит Создатель, если, конечно, Он действительно видит! Не раскаивается он ни в чем. Просто злится. На Эгмонта, на короля, на всю эту ораву окопавшихся у самого трона и наслаждающихся жизнью мерзавцев, из-за которых они с Окделлом оказались в тот день в Ренквахе. Даже на своего предка, Рамиро-предателя, с которого все это началось.

***

Первая мысль была - пороть! Пороть, пока в этом тюфяке не кончатся дурь и безответственность. К несчастью, Рокэ Алва знал, что таким образом мозги вколотить невозможно. Особенно Окделлу. Ничего не поймет, но ощутит себя святым мучеником, стойко страдающим за правду. Окделлы все такие. Начиная с Алана. Значит, надо применить более действенные меры. И быстро разрешить ситуацию, чтоб неминуемо грядущий скандал не был столь губителен для юного придурка. Эгмонт в гробу переворачивается.

Ворон напомнил себе, что избиение, плавно переходящее в убийство, Дикону ничем не поможет. А что поможет? Не убивать же Эстебана на дуэли за то, что он выиграл в кости фамильное кольцо Окделлов! Мерзавец малолетний. И совершенно безмозглый. Хитрый, коварный, подлый, предприимчивый, сообразительный - и такой дурак. Нашел, что выигрывать! Хотя для этого молокососа фамильный перстень Повелителей скал отличается только древностью. Знать наименования эпох, месяцев, играть в карты, изучать историю и… надругаться над реликвией дома Окделлов. Да у всех предков Приддов, Эпинэ, Алва и самих Повелителей Скал от такого скелеты из мертвых восстанут. И выскажут свое бесценное мнение по данному поводу. Алва и сам готов был впасть в бешенство...

Но проблемы это не снимало. Дикон сам вляпался. И если сейчас маршал начнет самолично разбираться с наглым молокососом, обидевшим его оруженосца… Это уже будет не скандал, а пошлость и несмываемый позор. Они просто станут персонажами анекдота.

К счастью, Эстебан Колиньяр сам состоит в оруженосцах и имеет своего сюзерена. Вот пусть он и разбирается с этим бардаком, раз так распустил мерзавца. А причин поторопиться Килеан получит предостаточно. Заодно и Дикону будет преподнесен урок. Не честно? Это Килеан Человек Чести, но уж никак не Ворон.

Воспитательный момент по отношению к Дикону был минимален. Юнец решил никогда больше ни во что не играть и твердо уверовал в злобную сущность своего сюзерена. Что ж, кольцо и клячу он обратно получил, так что совсем уж впустую разыгранное представление не пропало. Но то, что юный остолоп проникся состраданием к Килеану! Этого Алва не понимал.

Можно быть Человеком Чести и любить куртизанку. Любовь вообще подлая тварь. Можно быть беспринципным и эгоистичным мерзавцем и пытаться выиграть желанную женщину в карты в ее собственном доме. При этом можно и мухлевать, если цель настолько важна. Но быть Человеком Чести и в процессе шулерства проиграть и любимую и фамильное кольцо, это уже верх глупости. Такого можно пожалеть, как жалеют убогих, но сострадать их несчастной любви и позору! Вопрос, где у молодого человека голова, и что наложил в нее кансилльер? Вот именно, что наложил…

Пора со всем этим кончать. И с Августом Штанцлером, и с непроходимой невинностью Дикона, и с выходками наследника Колиньяров. Зеленоглазый! Что, у Первого маршала дел других нет? Надо бы бросить мальчишку выпутываться из дурно пахнущих последствий собственных глупостей в гордом одиночестве. В воспитательных целях. Раз сам вьюнош оказался не обучаем. Только ведь пропадет... Ну и что с того? Можно подумать, мир рухнет, если Рокэ оставит юношу на произвол судьбы!

Одно сердце на всех? Можно упорно убеждать себя в излишне богатом воображении, но рука упорно тянется к бутылке. "Черная кровь" смывает все проблемы, вместе с разумом. Дикон, Дикон, как бы было хорошо, если бы тебя не было…

***

Дзинь! Выбитая шпага, отлетев в сторону, подскочила на камнях небольшого мощеного дворика.

Бласко виновато улыбнулся и развел руками:

- Мне не справиться с вами, рэй!

Алва резким движением отбросил с лица растрепавшиеся волосы. Бласко был великолепным фехтовальщиком, но не против своего сюзерена, родившегося со шпагой в руке. Все же в том, чтобы быть первым клинком Талига, есть свои минусы - упражняться совершенно не с кем.

На какой-то миг мелькнула дикая мысль: может разбудить сонного поросенка в комнате наверху и вытащить на тренировку? Оруженосец все-таки, предполагается, что Рокэ должен его учить… Интересно, можно ли научить Окделла прилично фехтовать? Глупости, легче выучить Моро играть на гитаре. Рокэ улыбнулся - а с каких это пор Первый маршал Талига ищет легких путей? К Леворукому и всем кошкам, если есть вызов, он должен быть принят! Ворон летит против ветра!

- Рэй Алва!

Рокэ обернулся.

- Да, Пепе?

- Я подумал, что вы должны знать: ваш оруженосец, Рикардо, уехал. - сообщил конюх.

- Уехал? - Алва нахмурился. Вот тебе и сонный поросенок! Любопытно, куда же его понесло в этакую рань? - Вот как… И куда же?

- Не сказал, - покачал головой Пепе, - Ворота были открыты, он просто уехал. Коня оседлал сам. Я думаю, случилось что-то серьезное, вид у него был - ну точно помирать собрался…

Да уж! Чтобы этот соня вскочил в шесть утра и куда-то помчался, никому ничего не сказав - для этого должны были быть ОЧЕНЬ серьезные причины.

- Больше ничего странного не заметил?

- Только то, что он был не в ваших цветах, а в окделлских… - доложил Пепе.

Еще хуже! Появившееся предчувствие было самым скверным.

- Седлай Моро! - распорядился Ворон, и, бросив шпагу в ножны, быстро направился в дом.

Два письма с аккуратно надписанными именами герцогини Мирабеллы Окделл и Ее Величества королевы Катарины лежали на столе в комнате оруженосца. Вот только попасть по назначению у них шансов не было. Вытащив кинжал, Ворон, ни секунды не колеблясь, вскрыл оба конверта… пробежал глазами написанное…

Что?! Алва ожидал многого, но такого! В письме к матери Ричард Окделл скромно и мужественно сообщал, что был вынужден вызвать на дуэль Эстебана Колиньяра и его прихвостней, числом… Закатные твари!!!! Сколько?!!

То, что голова Дикону дана для того, чтобы в нее есть, маршал знал с самого начала. Но инстинкт самосохранения, вроде бы, нечто более древнее и базовое. Как с такими понятиями о чести и собственных возможностях Окделл дожил до семнадцати лет, непонятно. Семеро, это как-то слишком. Ему и с одним Эстебаном не справиться. А значит, в очередной раз, придется Ворону изображать из себя няньку великовозрастного лоботряса. Самое то занятие для мерзавца и подлеца. С другой стороны, смерть Ричарда - вещь более неприятная, чем внезапно возлюбивший Дика герцог Алва. Сплетников надо подкармливать самому, пока они не нашли себе пищу самостоятельно.

Впрочем, представление о своих возможностях у Дикона, видимо, было, потому что далее он трогательно прощался с родными и выражал надежду на то, что его кузен Реджинальд станет достойным Повелителем Скал и добрым мужем одной из сестер. Письмо королеве содержало те же сведения, основательно разбавленные слезами первой любви.

Рокэ с трудом подавил желание взвыть. Эгмонт в Рассветных Садах мог чувствовать себя полностью отомщенным - не каждому удается наградить врага непрекращающейся головной болью на целых три года! Интересно, в обязанностях Первого маршала Талига где-нибудь прописана необходимость вытаскивать несовершеннолетних Повелителей Скал из дерьма? А надо бы внести такой пункт, в соответствии с веянием времени.

Несомненной удачей юного Окделла было то, что Алва отлично знал, где в столице традиционно происходят дуэли. Ворон влетел во двор Нохи в тот момент, когда Дикон отбивался от троих молодых задир во главе с Эстебаном. Еще четверо наблюдали, готовые вмешаться в любой момент. Сосунки а туда же, убийства устраивать! Но Дикон! Корова и та изящнее фехтует! Ладно, насчет коровы, это он со злости, но мальчишка совершенно не умеет обращаться со шпагой.

Убить Эстебана было необходимо. Он бы не остановился. Очень непонятливый юноша. А вот остальных Алва пощадил. Наверное, от облегчения, что застал Окделла не только живым, но даже не поцарапанным. Остолоп, но везучий.

И ведь хорохорится еще! Все-таки поразительная наглость. Ввязаться в неравный бой с семью твердо намеренными убить тебя мерзавцами и встретить спасителя возмущенным блеянием о чести. Архитупость!

Все, в следующий раз оставит этого героя выпутываться самостоятельно. В том, что следующий раз будет, сомневаться не приходилось. Добиться от мальчишки вызова легче легкого, игнорировать выпады в свой адрес Дикон не может. Такая наивность уже и не наивность вовсе, а идиотизм. Полный. А если заткнуть острословов попробует сам маршал, то выйдет еще хуже. Это как с той дамой, которая слишком бурно протестовала. Знал бы Рокэ, чем закончится эта история с Приддом, даже не посмотрел бы на юношу. И непроходимая девственность Ричарда вкупе с платонической влюбленностью в Катарину нисколько не улучшает ситуацию.

Повелитель кошек! Он своему оруженосцу не заботливый родитель, чтоб еще и об этом думать! А куда деваться? Некуда. По крайней мере, если Дикон пойдет по бабам, сложно будет обвинять его в связи с собственным господином. А следовательно, не будет лишних поводов втянуть мальчишку в ссору.

Но и его образованием манкировать больше не следует. Оруженосец первого маршала обязан уметь обращаться со шпагой не хуже, чем со столовыми приборами. Даже лучше. И если Рокэ Алва не сможет научить молодого Окделла прилично и даже отменно драться, то грош ему цена.

Ну, все, что ни делается, все к лучшему. Отправить Дикона к Марианне, это, по крайней мере, весело. Бедный, как истинник, неумелый и стеснительный Ричард Окделл, опальный и подозреваемый в связи с мужчиной. И самая дорогая куртизанка Олларии, выигранная первым маршалом в карты, женщина, стоящая целое состояние, из-за которой сцепляются знатнейшие и богатейшие вельможи. Ричард хоть понимает, кому и чем обязан? Разумеется, нет. Ни хрена он не понимает. И это хорошо.

***

Бутылка опустела на три четверти, а он был абсолютно трезв. Ну почему бы Повелителю Ветров, сыну Восхода и Полудня, потомку Рамиро предателя, подонку без чести и совести не надраться до поросячьего визга в собственном доме? С каких пор Кенналийский Ворон стал напиваться в одиночестве? И когда это он оправдывался по этому поводу? Да что вообще могло вынудить его оправдываться?! Ну же, Рокэ, признай, что тебе хреново. И признайся из-за чего. Назови свою болезнь по имени.

Окделл…

Нда, доигрались, что называется. При чем здесь Ричард, когда достаточно и одной общей подлости существования? Мало тебе доставалось, Рокэ? Еще захотелось? Блажь, блажь и дурь это.

А может, ты завидуешь, Ворон?! Кому? Молодому глупому поросенку, который едва ли успеет вырасти в вепря?! Да, он принадлежит к Людям Чести не только по праву крови, но разве нужно кому-то это сборище высокомерных чистоплюев, слюнтяев и неудачников?
Так кому же завидовать? И чему?

Именно этому. Его детской чистоте, его невинному неведению, что творится в этом мире на самом деле, вот уж поистине: в незнании - счастье. Его четкому, простому, понятному миру, где заранее известно, кто друг, а кто враг, и где друзья не бросают, а враг не спасает смертельным ударом шпаги. Его миру, который придется разбить на мелкие осколки. Для того, чтобы Ричард Окделл прожил дольше, чем его отец. И через десять лет Ворону не пришлось бы снова посылать вызов в осажденный лагерь повстанцев, чтобы избавить от позора и мучений человека, который их не заслуживает. Что он почувствовал, когда его шпага пронзила грудь Эгмонта Окделла, мятежника, государственного преступника и предателя? Кому какое дело! Пусть думают, что хотят! Ветер сметает препятствия со своего пути. Все просто. И бессмысленно.

Ага, осталось пойти и объяснить это Дику. Он с удовольствием послушает пьяный бред своего эра. Дик, он вообще доверчивый, всем верит. Почему бы и не поверить убийце собственного отца для разнообразия? Ричард способен придумать все гораздо лучше, чем сможет сам Рокэ, даже оправдываться не придется. Маленькая деталь: то, что Дик себе напридумывает, будет еще меньше соответствовать действительности, чем то, во что он верит сейчас. Умственные способности юного герцога - это нечто, Алва уже убедился. И лучше с ним не связываться. Умная мысль. Нет, чтоб об этом в день святого Фабиана подумать!

Но тогда почему сейчас одного присутствия Дикона рядом хватает, чтобы мир наполнился новыми красками, звуками, запахами, событиями? Почему рядом с никчемным сопляком, которого он, Рокэ Алва, ни в грош не ставит, он чувствует странную целостность, правильность и… Этому не было названия. Не любовь, не влечение, не притяжение, не доверие, не взаимопонимание, не тепло. И все это вместе взятое и много большее, чего не сможет дать ему ни один другой человек.

Маразм на фоне непрерывного пьянства и воздержания. А может, он наконец-то сошел с ума, как все уже давно уверились.

Руки сами нашли гитару. Сходить с ума лучше под музыку. И он себе руку отгрызет, если во всей Олларии найдется человек, который сыграет на гитаре или споет лучше него. Тайная гордость, ни в коем случае не демонстрируемый окружающим талант, маленькая слабость прожженного вояки. Гитара и песни. Кто бы мог предположить? Ну уж не Дорак и не кансилльер.

И не Дикон.

- Заходи и садись.

Как мальчишка оказался здесь? Что-то рано Марианна его отпустила. Неужели мальчик так плох? В то, что Ричард сумел бы уйти без разрешения куртизанки, Рокэ не верил ни минуты. Слабо этому… гм, уже явно не девственнику уйти от своей первой женщины так, словно не случилось ничего особенного.

Какое удивленное лицо у мальчишки. Кого бы он здесь ни ожидал увидеть, Алва этим кем-то не был. Пусть смотрит и удивляется, пытаясь сообразить, кто же сошел с ума. Кто сказал, что Ворон не певчая птица?

Интересно, если сейчас немного поприставать к нему, что Дикон сделает? Юнец уже порядком пьян, и вряд ли знает, что глаза его сейчас блестят тем безумным блеском, с которого и начинаются самые дикие выходки. И он слишком редко пьет. Возможно, это его первая серьезная попойка, так что мальчишка вряд ли знает разницу между двумя столь похожими чувствами.

Злые, презрительно-ехидные слова сами сорвались с языка, прежде чем Ворон успел остановиться. Прежде, чем он сделал, возможно, одну из самых больших глупостей в своей жизни. Все же королевский гонец явился очень вовремя. Ничто так не помогает выкинуть из головы идиотские мысли, как явление постороннего. И хорошая перепалка.

Окделл вскипел мгновенно. Еще бы - гордость. Идиот наивный. Явился от куртизанки, которой приказали лишить его невинности, и что-то доказывает своему сюзерену. Он что, верит, что в словесной дуэли у него получится лучше? Что ж, грех отказывать ищущему неприятностей.

Это даже пикировкой назвать нельзя было. Избиение младенца. Интересно получается, забота о невинном создании почему-то сводится к тому, чтобы ликвидировать эту самую невинность и на освободившемся месте взрастить цинизм, недоверчивость, хитрость, гибкость и беспринципность. Сколько раз Ворон говорил с Диконом, столько раз наносил удар по его представлениям о добре, чести, достоинстве, гордости, правде. И не то, чтобы сильно вредил этим мальчишке.

А потом до Рокэ дошло, что вяло что-то бормочущий заплетающимся языком, вконец опьяневший Дикон и не пытается вникать в смысл разговора. Он просто смотрел на своего эра подернутыми пьяной пеленой глазами, и слушал. Слушал так, как Ворона не слушал никто и никогда. И пока юноша слушал, Ворон пел. Всякое, разное, тоскливо-печальное, бешено дикое, лиричное, безудержно веселое. Пока вдруг не понял, что Дикон сладко спит, приоткрыв рот и тихонько посапывая.

Почему-то Ворон не почувствовал себя уязвленным или разочарованным. Скорее уж он был доволен. Чем-то. Хотя и не положено эру таскать своего пьяного в зюзю оруженосца по дому, а потом раздевать и укладывать его в постель. Что ж, теперь он точно знает, что с оруженосцем возни гораздо больше, чем с собственным ребенком. Зато теперь можно безбоязненно заводить полный дом законных детишек. Привычка нянчиться с молокососами у него уже появилась.

@темы: Viorteya tor Deriul

Автор: Botan-chan
Жанр: романс
Пейринг: Валентин Придд, Рокэ Алва/Ричард Окделл
Рейтинг: R

Интересно, когда же он по-настоящему понял?

Уж точно не в день Святого Фабиана, когда все мысли были заняты собственным будущим. Он стоял рядом со своим новым эром, пытался понять, что ему сулят следующие три года, и меньше всего его в тот момент волновали герцог Алва или герцог Окделл. Бедняга Окделл, который остался там, внизу, и даже с высоты помоста Валентин мог без труда разглядеть, а если не разглядеть, то представить, его упрямо сжатые губы и затравленно-вызывающий взгляд. Он всегда так смотрел, когда не мог дать отпор колким насмешкам, а не мог он этого постоянно.
Конечно, Валентин невольно замер и на секунду перестал дышать, услышав, как в звенящей тишине Кэнналийский Ворон вдруг во всеуслышание назвал имя Окделла. Но в тот момент замерли все, так что вряд ли можно сказать, что это было какое-то там предчувствие. Просто изумление от очередной выходки очередного безумного Алвы. А казалось бы, уже давно можно привыкнуть.

Нет, точно не в день Святого Фабиана.

И не во время игры у прекрасной Марианны, когда Валентин впервые увидел Окделла после Лаик. Оруженосец шёл за своим эром, как привязанный, а за игрой и вовсе смотрел, как за древним мистическим таинством. Неподвижно, широко распахнув глаза и не отрывая взгляда от ловких пальцев, в которых веером мелькали карты. Валентин ещё удивился, как он ни разу не расплескал вино, ведь наливал, глядя мимо бокала.
А Ворон только усмехался, время от времени откидываясь назад, чтобы что-то сказать вполголоса. Что именно, Валентин не слышал, и, судя по тому, как разочарованно морщились стоявшие рядом с креслом Первого Маршала, они не слышали тоже. Только Окделл слабо краснел от этих тихих слов и на мгновение опускал глаза, чтобы тут же вновь уставиться стол, на который ложились расписанные бумажные прямоугольники, и по которому скучающе барабанили унизанные сапфирами пальцы.

Нет, не во время игры.

И не на большом балу, устроенном Её Величеством в честь какой-то там памятной даты. Хотя, пожалуй, можно сказать, что именно тогда зародилась первая тень догадки. В вихре праздничных нарядов, в терпком аромате цветов, под аккомпанемент смеха и весёлых мелодий, когда Валентин кружил алеющую партнёршу, в первый раз приглашённую на танец настоящим герцогом, а сам думал.
Думал о том, почему у Окделла так сердито насуплены брови, несмотря на то, что хорошенькие девушки не обделяют его вниманием.
Почему он не улыбается и пьёт только «Слезу», не желая прикасаться к знаменитой «Крови».
Почему он так упорно, почти одержимо не смотрит, не смотрит, не смотрит на своего эра, и почему сам Валентин, решил, что Окделл не смотрит на своего эра именно упорно и одержимо. Мало ли, кто на кого не смотрит. Сам Валентин сейчас тоже не смотрит на множество людей в зале, включая собственную партнёршу по танцу, и множество людей не смотрят на него.
А ещё думал о том, почему он, Валентин, вообще обращает внимание на то, переглядываются или нет из разных концов зала эр и его оруженосец. Думал и даже почти вывел причину, но отверг подобный вариант, как абсурдный.

Поэтому всё же нет, не на балу.

И не той ночью в Тарнике накануне дня Святой Октавии, когда, засидевшись в библиотеке, он возвращался к себе в спальню совсем поздно и случайно услышал обрывок не предназначенного для его ушей разговора.

- …всё-таки соблазнил мальчишку? Это может помешать, – чей-то голос, вроде бы знакомый, но звучит слишком глухо, не разобрать чей.
- Вы обвиняете герцога Алву в том, в чём его никак нельзя обвинить, - дрожащий, надломанный шёпот королевы. – Совратить собственного оруженосца – это слишком пошло для него. Он… до такого он никогда не опустится!

Дальше слова стали слишком неразборчивы, Валентин бесшумно отошёл и неторопливо направился к себе в спальню. Почему-то потом он долго не мог уснуть, сидел на постели, обхватив колени руками, и перебирал отложенные в памяти мгновения.
Взгляд в спину, почти сразу отдёрнутый в сторону, чтобы никто не заметил. Взгляд, в котором вместо положенной ненависти – восхищение, почти восторг.
Шаг вперёд, чтобы встать ближе, коснуться рукавом кружева чужих манжет, и тут же шаг назад, на безопасное «приличное» расстояние.
Смятый разговор, который обрывается неловким молчанием, стоит Первому Маршалу оказаться неподалёку.
Незамеченные, словно их нет совсем, заигрывания хорошеньких девиц.
Мимолётные жесты, секундные гримасы, незаметные паузы на выдохе, почти неуловимые и всё равно такие яркие.
Но скорее всего, думал Валентин, он просто старается придать увиденному несуществующий тайный смысл из-за недавно услышанного разговора. Как говаривал отец, «слишком богатое воображение, но это ещё не поздно исправить и взять под контроль».

Нет, той ночью в Тарнике были только необоснованные фантазии.

А потом Окделл исчез из Олларии, и Валентин с облегчением выкинул из головы свои дурацкие бредни.

И не вспомнил о них, даже когда в столицу нагрянул блистательный Альдо Ракан, притащив за собой толпу мерзавцев, в том числе и…
Нет, не вспомнил, да и с чего было бы вспоминать. Хватало других дел, спасибо самозваному наследничку древних богов.
Не думал о том, каково служить самодовольному пустому красавчику после Ворона, и не пытался понять, как можно взять в награду дом своего бывшего эра. Тут свой дом отстоять бы.
Не представлял, как Окделл лежит в постели Алвы, гладит ладонью подушку, зарывается в неё лицом, чтобы поймать след запаха чужих волос. Такую глупость разве что в горячке представишь, уж до смены подушек руки кое у кого наверняка дошли, не то, что до исполнения своего долга.
Не размышлял о том, почему Окделл так цепляется за имя Юстиниана, бросая его, словно перчатку в лицо, яростно и беспомощно-обиженно, неразрывно связывая с именем своего бывшего эра. Зачем об этом размышлять, достаточно ответить бесчестным ударом левой.

Нет, что вы, не вспомнил, не думал, не представлял, не размышлял, не замечал.

Вот на суде не заметить не смог.

Как Алва восседал, иначе не скажешь, на скамье подсудимых, лениво оскорбляя анакса, лениво высмеивая обвинителей, лениво бросая иронические замечания, и даже не изволив открыть глаза, из-под полуопущенных век глядя на Окделла. Не отворачиваясь, поглаживая пальцами свои оковы, так нежно, будто это были горошины бус, свисавших с руки красавицы… или звенья цепи ордена Талигойской Розы.
А Окделл сидел на своём месте, выпрямив спину, будто кол проглотил, и не поднимал головы от бумаг. При этом, похоже, так и не заметив в них подброшенного послания Сузы-Музы. Сидел и крутил в руках чёрное перо, издалека похожее на вороново, так, что под конец заседания от пера остался лишь полуощипанный остов. На подсудимого он глянул только раз, перед тем, как вытолкнуть белыми, будто мелом присыпанными губами «невиновен».

Да, вот на суде Валентин заметил и понял, хотя предпочёл бы по-прежнему не понимать.

Да, он уже точно всё знал, когда ехал рядом со своим заложником прочь от разорённой Олларии, прочь от не пожелавшего спасения Алвы. Ехал, кипя от внутренней злости и горькой обиды на то, что всё было зря, и весь риск зря, и утерянное положение, которое могло принести ещё много пользы, тоже зря. Ехал и смотрел, как Окделл, странно погружённый в себя с самого извлечения из кареты Окделл, молчит и только время от времени прикасается пальцами к губам, очевидно, совершенно этого не замечая.
Валентин хотел ударить его, или хотя бы процедить сквозь зубы ядовитый вопрос, много ли успел урвать герцог Алва, пока не нагрянули незваные спасители. Но вместо этого Валентин почему-то спросил совершенно другое.
- И что же такого вам сказал ваш бывший эр, что вы до сих пор так напряжённо размышляете над его словами? – спросил Валентин, а Окделл бездумно ответил:
- Что я больше не его оруженосец, - и тут же вскинулся, сверкнул яростным взглядом, угрюмо замолчал, уставившись куда-то в сторону.
Больше Валентин с ним не говорил до самого Кольца Эрнани и только там спросил ещё один раз.
- Не хотите ли сопровождать нас и дальше? – спросил Валентин, а Окделл, не глядя на него, ответил:
- Я должен вернуться к своему сюзерену.
«К которому из них?» – мог бы уточнить Валентин, но не стал.
Потому что уже точно знал.

Это знание позволило ему неплохо повеселиться, когда он вернулся из Торки и услышал новости о том, что после смерти Ракана Повелителя Скал даже не судили, отступив перед веским словом бывшего Первого Маршала, а нынешнего регента: «Ричард Окделл действовал по моему приказу, и не более того». Стоило посмотреть, как вытянулись физиономии некоторых после этого заявления.

Валентин слабо улыбается воспоминанию, продолжая наблюдать за пляшущими в лунном свете тенями. Ему больше ничего не остаётся, потому что объявить о своём присутствии сейчас, было бы слишком неуместно, и вряд ли делу помогли бы невразумительные объяснения, что-де, он просто спал тут тихонечко, вот его и не заметили.
Тени пляшут в лунном свете, чернильно-синие и очень яркие на бледном мраморе.
Метнулось большое неровное пятно. Громко зашуршали близлежащие кусты под тяжестью брошенного камзола.
Голова откинулась на чужое плечо. Громкий довольный вдох и удовлетворённый смех в ответ.
Профиль вырисовался на мгновение чётким контуром, как на гравюре, и тут же снова смазался. Почти мурлыканье и приглушённый стон под чужими губами.
Интересно, чувствуется ли ночной холод, когда тебя обнимают, телом к телу, кожей к коже? Вряд ли. Скорее, должен ощущаться жар. Валентину сейчас тоже жарко, но он не решается даже поднять руку и ослабить шейный платок, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Валентину хочется шумно, прерывисто вздохнуть, глядя, как скользят и сливаются в одну две тени, под аккомпанемент шумного прерывистого дыхания их хозяев. Валентину хочется откинуть голову назад, зажмуриться и зажать уши, но он продолжает неотрывно смотреть и вслушиваться в смазанные, протяжные полустоны, неровный смех и короткие сумбурные фразы.

- …хороший... Мой…
- Ай!
- Тише.
- Тогда… осторожней. Д-да, та-а-ак…
Листья шуршат под поднявшимся ветром, милосердно заглушая негромкие голоса, тени мечутся всё быстрее, всё нервнее, вместе и не в такт.
- А-а-ах-х-х…

Валентин тоже невольно выдыхает, бесшумно, и, наконец, может откинуться затылком на мраморную подставку для вазы и закрыть глаза. Он чувствует, что его словно лихорадит, он мокрый, как мышь, а его губы искусаны, хорошо, если не в кровь. Завтра придётся отбиваться от дружеских шуток Эпинэ о том, что герцог Придд наконец-то сподобился найти ту, с которой не прочь целоваться всю ночь напролёт.
Нашёл, да только не герцог Придд. И не ту, а того.

Снова шуршат потревоженные листья.
- Хватит так сидеть, холодно. Надевай.
Звук упавшей ткани.
- Надевай немедленно, или мы всё начнём сначала, нас окончательно потеряют и кто-нибудь, наконец, догадается, ты же этого так боишься.
Недовольное ворчание, негромкий смех.
- Идём.
Но тени стоят на месте, а потом вновь сливаются в одну на несколько мгновений, которые кажутся Валентину часами.
- Идём уже, - мягкой лаской, лёгким сожалением.
Тени бегут прочь, вслед за звуком удаляющихся шагов.

Валентин продолжает сидеть, запрокинув голову и смотря на полную луну. Он не думает о том, каковы на вкус поцелуи, сдобренные «Чёрной Кровью». Он не думает о том, насколько сильно отличается любовь мужчины от любви женщины. Он не думает о том, сильно ли твёрдыми должны казаться скамейки в беседке в разгар страсти.

И уж точно он не думает о том, что герцогу Окделлу стоит преподать пару уроков владения своим лицом, на случай, если кто-нибудь задаст ему… неуместный вопрос.

Валентин улыбается луне улыбкой Сузы-Музы.

Совершенно не думает.

@темы: слэш, Botan-chan