Авторы: Джайа и Эрвен
Пейринг/персонажи: Рокэ/Ричард, другие
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Avec le verbe etre
On peut mourir et naitre
Entrer et sortir
partir et venir
aller et rester
arriver et tomber
monter et descendre
si vous savez comprendre
1. mourir et naitre
Вход в лабиринт был украшен причудливыми фигурами, наводящими на мысли о Гальтаре и ее тайнах. Щурясь от неожиданно яркого солнечного света, Ричард рассматривал гигантских каменных быков с человеческими головами. Большие круглые глаза их были неподвижны, но быки казались живыми и тоже не сводили с него глаз и будто бы даже понимали его мысли.
Ричард должен был и не решался пройти в распахнутые ворота, ведущие внутрь лабиринта. Оттуда тянуло прохладой, там можно было скрыться от этого яркого света, но Ричард боялся. Он ведь не знает, куда идти, и просто заблудится и погибнет там, оправдывался он непонятно перед кем. Но под тревожными и внимательными взглядами каменных чудищ Ричарду вдруг стало неловко из-за своего страха. Нужно идти и он пойдет, хотя вряд ли сумеет выбраться с той стороны — откуда-то Ричард знал, что обратно из этого лабиринта не возвращаются, но не потому что не могут найти путь назад, а просто… просто пути назад нет.
Посмотрев в последний раз на каменных быков, Ричард шагнул внутрь. На мгновение он ослеп — таким ярким был свет снаружи и таким тусклым внутри, но затем, когда перед глазами прекратили плыть красные круги, осмотрелся. Стены из золотистого камня были украшены изображениями тех же быков, только они уже не смотрели на него, а бежали куда-то вперед. «Словно их зовет пастух», — пробормотал Ричард, а потом покачал головой: что за глупость, они вырезаны в стене и не могут никуда бежать. Впрочем, ему в любом случае пока по пути с ними — коридор терялся в полумраке и никаких ответвлений лабиринта видно не было, а потому тоже нужно идти вперед.
Прохлада лабиринта не была сырой, стены — когда Ричард провел рукой по одному из вырезанных там чудищ — тоже оказались сухими, нигде не было видно плесени, которая часто селится в подземных пещерах. В том, что лабиринт вел под землю, Ричард не сомневался.
Звук шагов громким, гулким эхом отражался от стен. Больше ничего слышно не было, даже биения сердца, даже дыхания. С каждым шагом эхо становилось громче и громче, оно заполняло весь лабиринт, почти уже даже заглушило сами шаги; отзвуки множились и складывались в какие-то слова. Ричарду не хотелось их слушать, он предпочел бы просто идти, не думая ни о чем, ни о чем не вспоминая, но слова становились разборчивей и не слышать их он не мог:
«Я польщен, — говорило эхо, — что вы решили разделить смерть со мной. Только в вине, которое вы выпили, не было яда, как и в моем. Но, если хотите, конечно, можете считать себя мертвым, как и меня, впрочем».
«Не хочу, — шептал Ричард, но не слышал своих слов, таким громким было эхо, — не хочу. Не надо… пусть будет тихо…»
Карету сильно тряхнуло и она остановилась. Дик проснулся. Сколько длился сон? Где он сейчас и почему все еще жив? Он жив?..
***
На улице было очень сыро и очень тихо. Только глухой цокот копыт, да полуразборчивое пение Люциллы нарушали тишину. Сквозь промозглый туман раньше он не увидел бы дальше вытянутой руки, но сейчас ему не нужно было видеть, чтоб знать, куда он едет, по каким улочкам лучше объезжать, чтоб не встречать ночных путников. Впрочем, подумал он, и случайных путников можно не бояться. Какой вред они могут причинить теперь? Да и кто станет разъезжать глухой ночью по самой окраине столицы?
Впереди, в тумане — словно опровергая его уверенность в том, что в такой час случайных встречных не будет — замаячила карета, Арнольд Арамона прищурился: в карете на обтянутом чёрным бархатом сидении скорчился бывший унар Ричард. Впрочем, про бархат он, может, и приврал сам себе для красоты, но мальчишка совершенно точно был внутри. Отчаявшийся, едва живой от горя и ужаса, и — Арамона даже руками потер от удовольствия — жаждущий скорейшей смерти. И почему-то совершенно беззащитный. Куда делась защита, скрывавшая прежде его от глаз Арамоны, бывший капитан не знал, но и не особенно интересовался. Достаточно и того, что мальчишка в отчаянии и беззащитен. И хочет умереть. Арамона довольно кивнул и опустил голову, но за спиной шевельнулась Люцилла:
— Куда мы? — капризно заныла она, дёргая отца за рукав. — Зачем нам этот сопляк! Хочу ко…
— Будет слугой, — отрезал Арамона. — твоим собственным. Не понравится тебе, станет мне прислуживать.
Ему не хотелось быть строгим с дочкой, но этот мальчишка доставлял ему неприятности в Лаик, а к тому же был герцогом, и сейчас мысль о том, чтоб забрать его с собой, раз уж он сам идет в руки, очень радовала бывшего капитана, ненавидевшего всякого, кому повезло родиться с высоким титулом.
Карета приближалась, уже не приходилось щуриться, чтобы разглядеть унара, который будто в лихорадке метался на чёрном бархате, сжимая в липких от холодного пота пальцах письмо. «Я польщен, что вы решили разделить смерть со мной. Только в вине, которое вы выпили, не было яда, как и в моем. Но, если хотите, конечно, можете считать себя мертвым, как и меня, впрочем». Письмо только подтверждало решение Арамоны — мальчишка его, делать в мире ему больше нечего. Карета дернулась и остановилась. Сидевший на козлах заснул, выпустив поводья. Обезумевшие от ужаса лошади рванули вперед, но что-то словно мешало им двинуться с места. Ничего, через пару мгновений они будут вольны скакать куда угодно. Рука в коричневой перчатке потянулась к окошку кареты — постучать, позвать его по имени — пусть только отзовется и обратится в ответ…
— Не тронь, не твоё — голос заставил руку отдёрнуться: между дверцей кареты и пегой кобылой стоял еще один бывший унар бывшего капитана, причинивший в свое время гораздо больше неприятностей и гораздо менее беззащитный. Арамона аж подпрыгнул, встретившись с разгневанным взглядом синих глаз. Цилла заерзала в седле и полезла под плащ.
— Почему это? И не ваше уже! — показывать свой страх Арамоне не хотелось. Он выпрямился и надул щеки. — А потому я заберу…
— Только попробуй. Уходи.
— Уходи, уходи, уходи, — бубнила под плащом Люцилла, — уходи, уходи, убегай! Будет король, только король, его уведем, с собой заберем. Убегай, убегай, убегай.
Арамона нахмурился.
— Ладно, ладно, — недовольно сказал он. — Дочка просит.
— Не трогай его больше.
— А вот это уже мое дело.
— Убегай, убегай, не зевай, — не умолкала Цилла. — Короля найдем, его уведем. Найдем, уведем. С собой заберем.
Развернув лошадь, Арнольд Арамона поехал прочь от кареты. Он слышал ржание обезумевших лошадей и чьи-то крики на непонятном языке, но оборачиваться не хотел. Может, карета перевернется и мальчишка сломает себе шею?