Автор: Joya Infinita a.k.a. Night Lady
Бета: Майк Скотт
Рейтинг: R
Пейринг: намеки на Ричард/Рокэ
Жанр: angst
Дурные сны снятся на второй день недели. Хуан хмуро глядел на встающее солнце - руки автоматически поправляли столовые приборы на подносе. Дор поднимется с минуту на минуту, а Мариса все еще возится с завтраком.
Кухарка тоже была не в духе. Внимательные голубые глаза то и дело поглядывали на камердинера поверх жаровен.
- Дурные вести будут в этом доме сегодня, - наконец вздохнула она.
- Леворукий тебя побери, старая, - беззлобно выругался Хуан. У него самого сердце щемило. - Я во двор схожу, а ты давай, заканчивай. Дор ждет.
Не слушая ворчание старухи, Хуан толкнул дверь наружу, с наслаждением вдыхая холодноватый утренний воздух. Конюх, позевывая, выходил из пристройки для дворни. Хуан кивнул ему и направился к воротам. Много зим он провел в Олларии - и каждый день, в любую погоду, выходил по утрам к воротам, глядя на улицу. Обычай, заведенный у него с юных лет в Кэналлоа.
Хуан напряженно вглядывался впереди себя - так опытная гончая чувствует свежий след
Что-то было не так. Приблизившись к воротам, он понял причину своего волнения. К прихотливого литья чугунной ручке, была привязана короткая алая ленточка. Осторожно подцепив ленту, камердинер перерезал ее маленьким стилетом, который всегда носил с собой. На кончике болталось перевязанное узлом письмо.
Записка.
Алый цвет. Цвет Ариго. Хуан покачал головой. Не королевское послание - не похоже. Сколько он помнил, из дворца носили белые свитки, запечатанные дорогим сургучом. А тут…
Мариса, ожидавшая его на кухне, вздрогнула, увидев алую ленту, но ничего не сказала.
Хуан взял поднос и направился в покои своего герцога.
Алва уже одевался, глядя в окно на встречающую новый день столицу. Он был в прекрасном настроении. Хуану захотелось улыбнуться.
- Завтрак, дор, - поставил он поднос.
- Спасибо, Хуан, - Рокэ обернулся и глянул прямо на записку. - Это что?
- Было привязано к воротам, дор, - поклонился камердинер.
Алва пренебрежительно усмехнулся. Размотав ленточку, равнодушно бросил ее на стол - та змейкой скользнула на пол. Хуан поежился.
Рокэ некоторое время смотрел на полупустой лист, потом нехорошо улыбнулся и, скомкав, бросил его в потухший камин. Закончив туалет, взял с подноса чашку и сделал маленький глоток шадди:
- Что бы к воротам ни привязывали, Хуан, - синие глаза припечатали слугу к полу, - в дом нести все не стоит.
Камердинер поклонился.
- Позови Ричарда, - мысли дора были уже где-то далеко.
«Нехорошо», - покачал головой Хуан.
Дурные сны снятся к дурным вестям.
***
Сначала были звуки: гул, похожий на вой ветра в открытом поле, шелест леса на ветру. Потом приглушенный рокот, будто прибой. Там шумит Надор, обрываясь с невысоких скал, бурным потоком ухая вниз. Оглушая. Но вдалеке. На балконе замка. Ему казалось он лежит на голых камнях, рыжих и грязных, пропахших козами и дрянной сухой травой.
Попытавшись повернуть голову - замычал от боли, ударившей куда-то в затылок. Дурной запах стал невыносим. Собрав оставшиеся силы, Дикон с трудом открыл глаза и увидел серую ткань перед собой. Грубые толстые нити переплетались и уходили куда-то в бесконечность. Их стройные ряды то и дело нарушались рыжеватыми и белесыми пятнами, источавшими зловоние.
Тошнота. Горло словно сжали в кулак. Чьи-то сильные руки. Дикон помнил руки, безжалостно схватившие его, тащившие куда-то. Швырнувшие.
Здесь.
Ему удалось посмотреть вправо. Каждое движение отдавалось звоном, раздиравшим уши изнутри. Струны Леворукого…кажется, так говорили дворовые с похмелья. Но Дикон не пил. Он ехал…куда-то ехал, пока… Женщина. Он помнил женщину в желтом платье. Эреа с маленьким ребенком в смешных оборках. Она что-то кричала, истово прижимала к груди белокурую голову мальчика. Звала на помощь. Его лошадь храпела и трясла головой, напуганная криками из толпы, звоном оружия, запахом гари. Но Дикон не мог смотреть, как убивают на его глазах. И не стал. Рванулся в грязный проулок, обнажил шпагу и… темнота. Здесь.
Сколько он пролежал вот так? Его будут разыскивать. Его монсеньор. Дикон поморщился и попытался сесть - руки были связаны за спиной. Его похитили. Откуда-то снизу слышались голоса - пели песню о красивой пейзанке, топчущей красные лозы розовыми пятками. Дикон помнил эту песню.
«И в кровь не вольется вино никогда»…
Ее пели в южных краях, на солнечных лугах Эпинэ - вино из тех краев всегда было хуже, чем из Кэналлоа.
Преодолевая мучительные приступы тошноты и головной боли, он смог заставить себя перевернуться. В мышцах стянутых за спиной рук вспыхнула почти невыносимая судорога. Дикон поморщился и закусил губу, чтобы не застонать. Сколько он пролежал вот так? Что нужно от него этим людям? Воображение рисовало кровожадных разбойников-мародеров… Он видел таких в городе. Завернувшись в серые плащи, они врывались в дома, где не было мужчин и выносили оттуда все, что могли, оставляя после себя неподвижные тела.
Оттолкнувшись ногами, Ричард выгнулся до хруста в спине и, наконец, смог сесть. Комната было странно знакомой, как знакомы все богато обставленные спальни благородных владельцев. Шелковые обои на стенах с кроваво-красными узорами - чешуйчатые птицы - мать Дикона рассказывала ему о них, когда он был маленьким и отказывался слушаться. Рассказывала о тщеславном рыцаре, поклявшемся убить одну из таких ради своей эреа…
Глаза слезились, затуманивая взор. Дик моргнул, пытаясь сглотнуть соленый комок в горле. Почему он вспоминает мать? В их дворце нигде нет чешуйчатых птиц. В длинной галерее на стенах висят гобелены, но на них только вепри и дремучие леса.
Сквозь неплотно закрытые ставни пробивались звуки человеческой паники: чьи-то крики, ржание лошадей, скрип колес. Где-то там, среди всеобщего ужаса и смятения, горели дома, плутал в переулках кузен Наль. Почему-то он был уверен, что тому необходима его помощь. И, может быть, обезумевшая толпа двинулась на дворец. Катари… И Алва нуждается в его клинке…