Автор: Trii-san
Бета: Амелия Б
Пейринг: Рокэ Алва\Ричард Окделл, немного Альдо Ракан\Ричард Окделл
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17

- Я не хочу знать об этом, - ах, если бы это было правдой!
Какое, скажите дело, герцогу Окделлу до узника Багерлее? Никакого, если только этот узник не его бывший эр. Пусть Альдо и освободил его от данной клятвы, но каждую ночь приходят странные, тревожные сны, в которых древняя башня, словно клинок вонзается в залитое закатной кровью небо. Они не дают забыть.
Оскверненная гробница, синеглазая женщина, ступающая по окровавленным лилиям, завещание, что так и не нашло наследников, блики, сверкающие на золотых волосах сюзерена, огонь, жадно глодающий бумажные листы. Все это уже не изменить и не исправить, чтобы ни говорило отравленное снами сердце, оспаривающее любые доводы разума.
Ночь заглядывает в окно единственным оком: круглая, большеротая, мертвецки белая. Вместе с ее больным серебром в комнату проникают сны. Снова и снова ночи, полные свиста ветра и рокота камней, тревожного блеска алой ройи и рубиновой глубины вина, тяжести королевской короны и неожиданной легкости тюремных кандалов. Каждый раз он просыпался от собственного крика, судорожно вцепившись в сбившееся одеяло. Избавиться от нахлынувшего ужаса можно было только одним способом, и наспех одевшись, герцог Окделл спускался, седлал Сону и отправлялся бродить по вымершим городским улицам, и неизменно оказывался возле стен Багерлее. Однажды он не выдержал и зачем-то перепугал тюремщиков, требуя встречи с Вороном. Зачем это ему понадобилось? Задумался он об этом, только оказавшись возле двери, ведущей в камеру. Отослав тюремщика, юноша прижался пылающим лбом к холодному дереву, понимая, что не сможет придумать достойный предлог, что опять эр будет насмехаться, а ему останется стиснуть зубы и молчать, потому что нужных слов он не найдет.
- К Леворукому! – с отчаянной решимостью прошептал Дикон.
Он рывком распахнул дверь, врываясь в камеру, словно неопытный пловец в холодную воду.
- Эр Рокэ, - нерешительно позвал он, напряженно вглядываясь в затопившую комнату темноту.
- Уже не он, герцог Окделл, - где-то слева отозвался недовольный голос. – Если вы забыли, то я могу напомнить, что освободил вас от присяги. Но позвольте поинтересоваться, это новый вид пыток – просыпаться от звуков вашего голоса? Или его белоштанное величество не может заснуть без сказки на ночь? Я ведь так и не рассказал ему, где найти железяку Раканов.
- Нет! Я сам!
- Сами? – юноша мог поспорить, что губы Ворона изогнулись в язвительной усмешке. – Так что же потребовалось лично ВАМ?
- Не знаю.. .– пробормотал Ричард, отступая к двери и прижимаясь к ней спиной.
- Очаровательно. Вы разбудили посреди ночи не только меня, но и этих милых людей, что честно служат на благо вашего сюзерена, и даже не знаете почему. Хотя...быть может в сказке нуждаетесь именно вы?
- Да, - губы отказывались повиноваться.
Ворон расхохотался. Впрочем, он всегда смеялся.
- И что за кошмары вам приснились, что вы побежали за утешением к бывшему эру?
- Мне снилось... мне снилось, что вы умирали.
- В самом деле? И вы захотели лично убедиться, что столь радостное событие свершилось?
- Не смейтесь! – но что его слова Ворону?
Ричард провел по векам, копируя жест Алвы. У него раскалывалась голова. В самом деле, что это он? Из-за глупых снов… Какая ему разница? Алву не интересует то, что снится выброшенной игрушке. Зачем он вообще приехал сюда?
- Я... я пойду! – он выскочил из камеры, с грохотом захлопнул за собой дверь.
Вслед ему звенел злой, ехидный смех Ворона. Но сил уйти не было. Необъяснимое, нелогичное ощущение, что если он сейчас уйдет, то случится что-то ужасное, не оставляло его. Он опустился на пол возле двери, кутаясь в теплый плащ.
- Герцог, на тот случай, если вы еще здесь, - негромкий отчетливый голос Ворона за дверью. – Я никуда не сбегу и ничего со мной не случится. Отправляйтесь домой.
Ричард закрыл глаза, и этот хороший совет эра пропадет впустую. Он не собирался никуда уходить.
- Всего одна ночь, это ведь не долго, верно?
Теперь сутки делились для Дикона на две части: дни, освещенные сиянием сюзерена, и ночи, слившиеся в один непрекращающийся кошмар. Рядом с Альдо он оживал, наполняясь той кипучей энергией и силой, что дарил ему его анакс, но ночи изматывали, лишали сил, выпивали надежду, и все чаще ему приходилось заставлять себя двигаться, говорить, дышать, жить. Посетить Багерлее Дикон больше не отважился, хотя и сходил с ума от желания снова прижаться к холодному дереву тюремной двери и услышать знакомый язвительный голос. Постыдная, глупая слабость, которую юноша топил по вечерам в «Дурной крови», сжигая в камине исписанные мелким почерком листы – другая слабость – стихи, что так легко складывались теперь, стоило лишь взять в руки перо. Он увязал все глубже и глубже, запутываясь в призрачной паутине снов, ощущая, что охотник все ближе и ближе.
Лишь суд над Вороном заставил его встряхнуться. Алва превратил все в балаган, расправившись с обвинениями прокурора, как соперниками на дуэли, легко и непринужденно, как умеет только он. Он был прав, но при всей своей правоте оставался врагом, преградой на пути к возвращению Золотой анаксии. Ричард думал, что сможет легко ответить на вопрос: виновен ли Ворон, но когда открыл рот, готовый произнести приговор, вдруг понял, что не может, не может выбрать. Чтобы он ни ответил – все будет предательством: или друга, или бывшего эра. Дикон облизал пересохшие губы.
- Ричард? – в глазах Альдо притаилась тревога.
- Не виновен, - это его голос, такой хриплый и глухой?
Ричард закрыл лицо руками, сгибаясь под тяжестью произнесенных слов. Родовой девиз разлетелся каменным крошевом, погребая под собой Повелителя Скал. Словно сквозь вату услышал юноша, что ответили Иноходец и Спрут. Ворон был оправдан, а сюзерен в ярости. Очень хотелось умереть. Если бы он умер, то ему не пришлось бы сейчас снова предавать и смотреть в изумленные, ошарашенные глаза сюзерена, и глотать застрявшие в горле объяснения.
После суда Ричард сбежал к себе домой, заперся в кабинете в компании бутылок «Черной крови» и стихов. Он был пьян, безобразно пьян, иначе, чем объяснить то, что он опять отправился к Ворону? Тюрьма показалась юноше вымершей, так тихи и безлюдны были ее коридоры. Хотя так и должно быть, не так ли? Лишь подходя к камере, юноша понял, что хмель развеялся, и теперь у него нечем оправдать собственную глупость. Что он здесь делает? Пальцы очерчивают знакомые узоры на потемневшем от старости дереве двери. Войти? Зачем? Оказывается, для него холодный камень уютнее кровати. Юноша невесело рассмеялся. Даже будучи оруженосцем, он не выполнял всех глупых предписаний кодекса. А теперь вот сподобился, стоило только получить свободу от данных клятв. Лишь ближе к утру он провалился в ненадежную зыбкую дремоту, сквозь которую слышал чьи-то тихие шаги и звяканье металла. Утром же Дикон все списал на усталость и взвинченность, кто мог ходить по тюремным коридорам ночью? Разве только тюремщики, но они предпочитали нести службу в теплых кроватях, не то, что полоумный герцог Окделл.
Когда Ричард узнал, что Ворона переводят в Ноху, то вздохнул с облегчением. Это означало, что больше он, даже если захочет, не сможет попасть к бывшему эру. Поэтому когда Альдо приказал ему возглавить эскорт, сопровождающий герцога Алва к стенам Нохи, юноша обрадовался – быть может, так он избавится от этого наваждения? Ему хотело доказать себе, что ему все равно, что кэналлиец не имеет никакой власти над цивильным комендантом Раканы и ближайшим другом анакса, что… Это и заставило его сесть в карету к Ворону вместе с полковником Ноксом. Это, и багровая луна за спиной. Алва словно и не заметил его присутствия, лишь передернул плечами, а мерное движение убаюкивало, и уставший и не выспавшийся юноша задремал. Проснулся он от резкого толчка, когда карета неожиданно остановилась.
- Что случилось? Полковник?!
Он обернулся вовремя, чтобы заметить блеснувший в свете ржавой луны кинжал. Беззащитный, со скованными руками Ворон, и неожиданно спятивший вооруженный полковник. Неужели он решил отомстить за смерть Люра? Сейчас? Ричард безрассудно бросился на него, стараясь выбить оружие, но тесная карета была вовсе не предназначена для драк, а полковник был гораздо более опытным бойцом.
- Не мешай мне, щенок! – так скалятся только дикие звери. – Ворон должен умереть.
- Вы не можете сводить счеты сейчас!
- Вы дурак, герцог! Неужели, вы думаете, я по собственному почину взялся бы за это? Это приказ анакса, извольте подчиниться!
Альдо! На секунду юноша отвлекся, и полковник не замедлил этим воспользоваться. Резкая боль в груди - и карета опрокинулась перед глазами. Дальнейшие события Ричард воспринимал урывками: выпученные глаза полковника, крупные четки, обвившие шею, распахнувшаяся дверь, светлые глаза Спрута, резкие отрывистые команды Ворона, медный отвратительный привкус крови во рту, платок, который никак не удается нашарить немеющими пальцами, хорошо, что сегодня на нем камзол родовых цветов, красное на красном – почти и не видно… Под ногами снова холод камней, но уже не тюрьма, а башня. Та самая, что он увидел в варастийской степи, он стоит на самом краю, опасно балансируя на грани, истекающее кровью сердце-солнце - кусочки мозаики разлетаются, и он падает, падает… Странно, почему Ворон так взволнован? Это все шутки расплывающегося зрения. Слабая улыбка трогает губы юноши, эр ведь всегда говорил, что он слишком серьезен, но он ошибался, герцог Окделл умеет улыбаться. Его подняли и куда-то несут. Он с трудом поднимает руку, чтобы отвести упавшую на глаза эра прядь черных волос, но далеко, не дотянуться… Что здесь делал Спрут? Он же, он же… Алва должен бежать! Он пытается крикнуть, но даже сам не слышит собственного голоса. Надо встать, встать… Ветер толкает его обратно, окутывает обманчивым теплом, не вырваться. Бессильные слезы текут по щекам. Темно… Ночь уносит с собой боль, обещая избавления от кошмаров. Но ей нельзя верить, нельзя…
Очнулся Ричард от того, что кто-то осторожно гладил его по щеке. Открывать глаза не хотелось, думать тоже, боль в груди притупилась, дышать все еще было тяжело, но ведь это означало, что он жив. Какая разница, кто сейчас рядом с ним? Никто никогда не прикасался к нему вот так нежно и бережно, словно он дорог, словно его боялись потерять или только обрели. Еще одна иллюзия, но как же хочется поверить! Но стоит только открыть глаза, и она рассыплется пеплом, как и все прочие, что были до нее.
- Ричард, - знакомый, узнаваемый даже, несмотря на хрипотцу голос.
Веки тяжелые, будто налитые свинцом. Но Окделлы упрямы. Даже приглушенный свет режет глаза, и свеча тухнет, чтобы не тревожить больного. Дикон хочет что-то сказать, но выходит только неразборчивое сипение и рот снова наполняется кровью.
- Не разговаривай, - пальцы ложатся на губы. – Тебе нельзя.
Что здесь делает Ворон?
- Пей, - маковая настойка.
Ричард слушается, он знает, что эр – лучший из лекарей, разве нет? Всего пара глотков, а глаза уже слипаются.
- Спи. Спи, Дикон.
Пальцы снова скользят по щеке, зарываются в волосы, и Ричард счастливо вздыхает и засыпает.
Бета: Амелия Б
Пейринг: Рокэ Алва\Ричард Окделл, немного Альдо Ракан\Ричард Окделл
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17

— Робер, — не очень уверенно произнес Ричард, — а как там, в Багерлее?
А как в Закате? Желаешь услышать правду? О гитаре без струн, жаре, от которой мутится в голове, темноте, раскаленных стенах, соленой воде?
— Ничего особенного, — пожал плечами Иноходец, — башни, стены, коридоры. Немного похоже на Лаик. А что ты хочешь узнать?
— Ты видел эра Августа?
Эра Августа! Не эра Рокэ... Но услышишь ты именно о нем!
— Нет, — в висках у Эпинэ уже привычно застучало, — с графом Штанцлером говорил Его Высокопреосвященство, а я в это время был с Алвой. Хочешь знать подробности?
— Зачем? — Ричард поправил перчатку. — Главное ты мне рассказал.
— Да, — сощурился Иноходец, — главное я тебе рассказал, но неглавное я тебе тоже расскажу. Это полезно.
В.В. Камша(с)
А как в Закате? Желаешь услышать правду? О гитаре без струн, жаре, от которой мутится в голове, темноте, раскаленных стенах, соленой воде?
— Ничего особенного, — пожал плечами Иноходец, — башни, стены, коридоры. Немного похоже на Лаик. А что ты хочешь узнать?
— Ты видел эра Августа?
Эра Августа! Не эра Рокэ... Но услышишь ты именно о нем!
— Нет, — в висках у Эпинэ уже привычно застучало, — с графом Штанцлером говорил Его Высокопреосвященство, а я в это время был с Алвой. Хочешь знать подробности?
— Зачем? — Ричард поправил перчатку. — Главное ты мне рассказал.
— Да, — сощурился Иноходец, — главное я тебе рассказал, но неглавное я тебе тоже расскажу. Это полезно.
В.В. Камша(с)
- Я не хочу знать об этом, - ах, если бы это было правдой!
Какое, скажите дело, герцогу Окделлу до узника Багерлее? Никакого, если только этот узник не его бывший эр. Пусть Альдо и освободил его от данной клятвы, но каждую ночь приходят странные, тревожные сны, в которых древняя башня, словно клинок вонзается в залитое закатной кровью небо. Они не дают забыть.
Оскверненная гробница, синеглазая женщина, ступающая по окровавленным лилиям, завещание, что так и не нашло наследников, блики, сверкающие на золотых волосах сюзерена, огонь, жадно глодающий бумажные листы. Все это уже не изменить и не исправить, чтобы ни говорило отравленное снами сердце, оспаривающее любые доводы разума.
Ночь заглядывает в окно единственным оком: круглая, большеротая, мертвецки белая. Вместе с ее больным серебром в комнату проникают сны. Снова и снова ночи, полные свиста ветра и рокота камней, тревожного блеска алой ройи и рубиновой глубины вина, тяжести королевской короны и неожиданной легкости тюремных кандалов. Каждый раз он просыпался от собственного крика, судорожно вцепившись в сбившееся одеяло. Избавиться от нахлынувшего ужаса можно было только одним способом, и наспех одевшись, герцог Окделл спускался, седлал Сону и отправлялся бродить по вымершим городским улицам, и неизменно оказывался возле стен Багерлее. Однажды он не выдержал и зачем-то перепугал тюремщиков, требуя встречи с Вороном. Зачем это ему понадобилось? Задумался он об этом, только оказавшись возле двери, ведущей в камеру. Отослав тюремщика, юноша прижался пылающим лбом к холодному дереву, понимая, что не сможет придумать достойный предлог, что опять эр будет насмехаться, а ему останется стиснуть зубы и молчать, потому что нужных слов он не найдет.
- К Леворукому! – с отчаянной решимостью прошептал Дикон.
Он рывком распахнул дверь, врываясь в камеру, словно неопытный пловец в холодную воду.
- Эр Рокэ, - нерешительно позвал он, напряженно вглядываясь в затопившую комнату темноту.
- Уже не он, герцог Окделл, - где-то слева отозвался недовольный голос. – Если вы забыли, то я могу напомнить, что освободил вас от присяги. Но позвольте поинтересоваться, это новый вид пыток – просыпаться от звуков вашего голоса? Или его белоштанное величество не может заснуть без сказки на ночь? Я ведь так и не рассказал ему, где найти железяку Раканов.
- Нет! Я сам!
- Сами? – юноша мог поспорить, что губы Ворона изогнулись в язвительной усмешке. – Так что же потребовалось лично ВАМ?
- Не знаю.. .– пробормотал Ричард, отступая к двери и прижимаясь к ней спиной.
- Очаровательно. Вы разбудили посреди ночи не только меня, но и этих милых людей, что честно служат на благо вашего сюзерена, и даже не знаете почему. Хотя...быть может в сказке нуждаетесь именно вы?
- Да, - губы отказывались повиноваться.
Ворон расхохотался. Впрочем, он всегда смеялся.
- И что за кошмары вам приснились, что вы побежали за утешением к бывшему эру?
- Мне снилось... мне снилось, что вы умирали.
- В самом деле? И вы захотели лично убедиться, что столь радостное событие свершилось?
- Не смейтесь! – но что его слова Ворону?
Ричард провел по векам, копируя жест Алвы. У него раскалывалась голова. В самом деле, что это он? Из-за глупых снов… Какая ему разница? Алву не интересует то, что снится выброшенной игрушке. Зачем он вообще приехал сюда?
- Я... я пойду! – он выскочил из камеры, с грохотом захлопнул за собой дверь.
Вслед ему звенел злой, ехидный смех Ворона. Но сил уйти не было. Необъяснимое, нелогичное ощущение, что если он сейчас уйдет, то случится что-то ужасное, не оставляло его. Он опустился на пол возле двери, кутаясь в теплый плащ.
- Герцог, на тот случай, если вы еще здесь, - негромкий отчетливый голос Ворона за дверью. – Я никуда не сбегу и ничего со мной не случится. Отправляйтесь домой.
Ричард закрыл глаза, и этот хороший совет эра пропадет впустую. Он не собирался никуда уходить.
- Всего одна ночь, это ведь не долго, верно?
Теперь сутки делились для Дикона на две части: дни, освещенные сиянием сюзерена, и ночи, слившиеся в один непрекращающийся кошмар. Рядом с Альдо он оживал, наполняясь той кипучей энергией и силой, что дарил ему его анакс, но ночи изматывали, лишали сил, выпивали надежду, и все чаще ему приходилось заставлять себя двигаться, говорить, дышать, жить. Посетить Багерлее Дикон больше не отважился, хотя и сходил с ума от желания снова прижаться к холодному дереву тюремной двери и услышать знакомый язвительный голос. Постыдная, глупая слабость, которую юноша топил по вечерам в «Дурной крови», сжигая в камине исписанные мелким почерком листы – другая слабость – стихи, что так легко складывались теперь, стоило лишь взять в руки перо. Он увязал все глубже и глубже, запутываясь в призрачной паутине снов, ощущая, что охотник все ближе и ближе.
Лишь суд над Вороном заставил его встряхнуться. Алва превратил все в балаган, расправившись с обвинениями прокурора, как соперниками на дуэли, легко и непринужденно, как умеет только он. Он был прав, но при всей своей правоте оставался врагом, преградой на пути к возвращению Золотой анаксии. Ричард думал, что сможет легко ответить на вопрос: виновен ли Ворон, но когда открыл рот, готовый произнести приговор, вдруг понял, что не может, не может выбрать. Чтобы он ни ответил – все будет предательством: или друга, или бывшего эра. Дикон облизал пересохшие губы.
- Ричард? – в глазах Альдо притаилась тревога.
- Не виновен, - это его голос, такой хриплый и глухой?
Ричард закрыл лицо руками, сгибаясь под тяжестью произнесенных слов. Родовой девиз разлетелся каменным крошевом, погребая под собой Повелителя Скал. Словно сквозь вату услышал юноша, что ответили Иноходец и Спрут. Ворон был оправдан, а сюзерен в ярости. Очень хотелось умереть. Если бы он умер, то ему не пришлось бы сейчас снова предавать и смотреть в изумленные, ошарашенные глаза сюзерена, и глотать застрявшие в горле объяснения.
После суда Ричард сбежал к себе домой, заперся в кабинете в компании бутылок «Черной крови» и стихов. Он был пьян, безобразно пьян, иначе, чем объяснить то, что он опять отправился к Ворону? Тюрьма показалась юноше вымершей, так тихи и безлюдны были ее коридоры. Хотя так и должно быть, не так ли? Лишь подходя к камере, юноша понял, что хмель развеялся, и теперь у него нечем оправдать собственную глупость. Что он здесь делает? Пальцы очерчивают знакомые узоры на потемневшем от старости дереве двери. Войти? Зачем? Оказывается, для него холодный камень уютнее кровати. Юноша невесело рассмеялся. Даже будучи оруженосцем, он не выполнял всех глупых предписаний кодекса. А теперь вот сподобился, стоило только получить свободу от данных клятв. Лишь ближе к утру он провалился в ненадежную зыбкую дремоту, сквозь которую слышал чьи-то тихие шаги и звяканье металла. Утром же Дикон все списал на усталость и взвинченность, кто мог ходить по тюремным коридорам ночью? Разве только тюремщики, но они предпочитали нести службу в теплых кроватях, не то, что полоумный герцог Окделл.
Когда Ричард узнал, что Ворона переводят в Ноху, то вздохнул с облегчением. Это означало, что больше он, даже если захочет, не сможет попасть к бывшему эру. Поэтому когда Альдо приказал ему возглавить эскорт, сопровождающий герцога Алва к стенам Нохи, юноша обрадовался – быть может, так он избавится от этого наваждения? Ему хотело доказать себе, что ему все равно, что кэналлиец не имеет никакой власти над цивильным комендантом Раканы и ближайшим другом анакса, что… Это и заставило его сесть в карету к Ворону вместе с полковником Ноксом. Это, и багровая луна за спиной. Алва словно и не заметил его присутствия, лишь передернул плечами, а мерное движение убаюкивало, и уставший и не выспавшийся юноша задремал. Проснулся он от резкого толчка, когда карета неожиданно остановилась.
- Что случилось? Полковник?!
Он обернулся вовремя, чтобы заметить блеснувший в свете ржавой луны кинжал. Беззащитный, со скованными руками Ворон, и неожиданно спятивший вооруженный полковник. Неужели он решил отомстить за смерть Люра? Сейчас? Ричард безрассудно бросился на него, стараясь выбить оружие, но тесная карета была вовсе не предназначена для драк, а полковник был гораздо более опытным бойцом.
- Не мешай мне, щенок! – так скалятся только дикие звери. – Ворон должен умереть.
- Вы не можете сводить счеты сейчас!
- Вы дурак, герцог! Неужели, вы думаете, я по собственному почину взялся бы за это? Это приказ анакса, извольте подчиниться!
Альдо! На секунду юноша отвлекся, и полковник не замедлил этим воспользоваться. Резкая боль в груди - и карета опрокинулась перед глазами. Дальнейшие события Ричард воспринимал урывками: выпученные глаза полковника, крупные четки, обвившие шею, распахнувшаяся дверь, светлые глаза Спрута, резкие отрывистые команды Ворона, медный отвратительный привкус крови во рту, платок, который никак не удается нашарить немеющими пальцами, хорошо, что сегодня на нем камзол родовых цветов, красное на красном – почти и не видно… Под ногами снова холод камней, но уже не тюрьма, а башня. Та самая, что он увидел в варастийской степи, он стоит на самом краю, опасно балансируя на грани, истекающее кровью сердце-солнце - кусочки мозаики разлетаются, и он падает, падает… Странно, почему Ворон так взволнован? Это все шутки расплывающегося зрения. Слабая улыбка трогает губы юноши, эр ведь всегда говорил, что он слишком серьезен, но он ошибался, герцог Окделл умеет улыбаться. Его подняли и куда-то несут. Он с трудом поднимает руку, чтобы отвести упавшую на глаза эра прядь черных волос, но далеко, не дотянуться… Что здесь делал Спрут? Он же, он же… Алва должен бежать! Он пытается крикнуть, но даже сам не слышит собственного голоса. Надо встать, встать… Ветер толкает его обратно, окутывает обманчивым теплом, не вырваться. Бессильные слезы текут по щекам. Темно… Ночь уносит с собой боль, обещая избавления от кошмаров. Но ей нельзя верить, нельзя…
Очнулся Ричард от того, что кто-то осторожно гладил его по щеке. Открывать глаза не хотелось, думать тоже, боль в груди притупилась, дышать все еще было тяжело, но ведь это означало, что он жив. Какая разница, кто сейчас рядом с ним? Никто никогда не прикасался к нему вот так нежно и бережно, словно он дорог, словно его боялись потерять или только обрели. Еще одна иллюзия, но как же хочется поверить! Но стоит только открыть глаза, и она рассыплется пеплом, как и все прочие, что были до нее.
- Ричард, - знакомый, узнаваемый даже, несмотря на хрипотцу голос.
Веки тяжелые, будто налитые свинцом. Но Окделлы упрямы. Даже приглушенный свет режет глаза, и свеча тухнет, чтобы не тревожить больного. Дикон хочет что-то сказать, но выходит только неразборчивое сипение и рот снова наполняется кровью.
- Не разговаривай, - пальцы ложатся на губы. – Тебе нельзя.
Что здесь делает Ворон?
- Пей, - маковая настойка.
Ричард слушается, он знает, что эр – лучший из лекарей, разве нет? Всего пара глотков, а глаза уже слипаются.
- Спи. Спи, Дикон.
Пальцы снова скользят по щеке, зарываются в волосы, и Ричард счастливо вздыхает и засыпает.